Шрифт:
– Корова, - цедил он, но не трогал.
Я радовалась. Пусть корова. Я готова весить тонну, лишь бы избежать издевательств. Мне это удавалось. Но надолго ли?
Понимала, что нужно бежать, нужно что-то делать. Но куда бежать? Дети привязали меня к нему крепче любых веревок. Он потерял ко мне интерес, делал вид, что меня вообще не существует. Брал детей и молча уходил. Я ликовала. Он даже купил мне автомобиль, чтобы возила детей в развивающий центр.
– Смотри за детьми хорошо, поняла?
Я сникала под его гипнотическим взглядом, нервно сглатывала, кивала. Мне даже удавалось встречаться с сестрой. Но я по-прежнему молчала, как партизан. Она увещевала, уговаривала открыться. Я - ни в какую. Конечно, сестра догадывалась, что не все гладко. Но даже представить себе не могла, до какой степени.
– ---------------------------------------------------------------------------------------------------
Мы с сестрой родились в небольшом приморском городке. Когда нам было по тринадцать, родители погибли в автокатастрофе. Нашим опекуном стала бабушка - папина мама, приехала из деревни и поселилась с нами. Мы с сестрой - однояйцовые близнецы. В раннем детстве мама одевала нас одинаково, только по ленточкам на руках можно было отличить, кто есть кто. Надо ли говорить, что нашим любимым развлечением было меняться ленточками? Сколько было радости, когда взрослые нас путали. Мы росли, и различия между нами - тоже. Я была спокойной, даже флегматичной, любила почитать, могла часами мечтать, глядя в потолок. Сестра - полная противоположность. Шустрая, как сто чертей, с вечно разбитыми коленками, она обносила с ватагой пацанов соседние сады, гоняла в футбол, рассекала на велосипеде. Но, несмотря на разные характеры, мы были очень близки. Если я заболевала (а болела я часто), сестра отказывалась от своих развлечений и сидела со мной весь день, грустно глядя в окно. Мы делились всеми нашими секретами. Но у меня-то какие секреты? Только грезы, да мечты. Не то, что у сестры. Какой она жила насыщенной, интересной жизнью. В одиннадцать она в первый раз поцеловалась с главным хулиганом района - Семой. Взахлеб рассказывала, как это классно и как ей понравилось. Только через неделю я вытянула из нее, что она наврала. Ей совсем не понравилось, было мокро и противно. Родителям как-то удавалось сдерживать буйный характер сестры, а бабушка во всем ей потакала. Марина росла своенравной, заносчивой. Бабушка по традиции одевала нас одинаково. В четырнадцать сестра воспротивилась:
– Еще чего? Не хочу, как Машка одеваться.
Я молчала. На самом деле я была не против. Сердце сладко замирало, когда в школьном коридоре меня окликал чей-нибудь ломающийся голос:
– Марина?
Я оборачивалась.
– А, это ты, Машка. Марину не видела?
Я мотала головой. И разочарованный кавалер, тяжело вздыхая, отправлялся на поиски моей неуловимой сестры.
Как я мечтала, как хотела быть похожей на Марину - яркой, запоминающейся, сильной. Еще я балдела от ее имени. Вроде звучит похоже - Марина и Мария. Но она - Марина, а я - всего лишь Машка. Я скрывала свои страдания и переживания, пестовала втайне от всех.
В первое лето после смерти родителей мы пошли работать. Бабушкиной пенсии катастрофически не хватало. Работу, конечно же, нашла бойкая Марина. Договорилась с каким-то армянином, хозяином точки на пляже. Сестра продавала мороженое, я - наливала соки. Не Бог весть, какие деньги, но и эти не лишние. Это лето было, пожалуй, самым счастливым в моей жизни. Печет солнце, прибой лижет гальку, а главное - Марина целый день со мной. Никто ее у меня не отнимает, можно говорить до посинения.
– Ох, Машка, скукота-то какая, - говорила разомлевшая на жаре сестра, развалившись на пластиковом стуле. Но вот подходил отдыхающий, и Маринка оживлялась, надевала дежурную улыбку, стреляла глазами. Ей пачками назначали свидания, звали вечером в кафе. Марина улыбалась, но решительно отказывалась.
– Еще чего, а потом расплачиваться за твое кафе в придорожных кустах, - говорила она, когда поклонник отходил подальше.
После рабочего дня мы наперегонки бросались в теплое море, плавали, ныряли до одури, потом валялись на берегу, глядя на звезды. На заработанные деньги я накупила себе нарядов.
– Марин, а ты куда деньги потратишь?
– Ох, какая ты, Машка, непрактичная. Я свои отложила. Мало ли.
В десятом классе сестра решила, что поедет поступать в Москву.
– Маша, подумай серьезно, кем ты хочешь стать.
И я думала, усиленно думала, но ничего в голову не приходило.
– А ты?
– Я - бухгалтером, - веско ответила Марина.
– Ты? Бухгалтером? Да у тебя тройка по математике. И тебе что, бумажки перебирать хочется, дебет с кредитом сводить?
– удивилась я. Совсем эта работа не для Марины.
– Дура ты, Машка, - вздыхала сестра, - всему тебя учить приходится. Мне денег хочется заработать. А профессия - хорошая, никогда без куска хлеба не останешься.
Отложенные за несколько трудовых лет деньги Марина потратила на репетиторов. Гулянки и мальчишки были забыты. Сестра готовилась. Серьезно и основательно, как и все, за что бы ни бралась. А заодно готовила меня. Для двоих денег на репетиторов не было. Я наконец-таки определилась, кем я хочу стать - психологом.
– Психологом?
– Марина не поверила своим ушам.
– А где ты работать будешь? В коррекционном центре для трудных подростков, или как он там называется? Или в школе?
– Неважно, мне всегда были интересны чувства и поступки людей, - стояла на своем я.
– Ну, ну...
Не то, чтобы мне были интересны чувства и поступки других людей, но это первое, что пришло в голову. Я смотрела какой-то американский фильм. Главная героиня была психологом. И мне так понравилось. Сидит целый день в уютном кабинете, слушает других, да еще и деньги получает. И судя по ее машине и квартире - немалые. Ну да, у нее частная практика. Где взять деньги на свой кабинет я в расчет не брала.
Получив аттестаты, мы помахали бабушке рукой и сели в поезд. В плацкарте было скучно, душно и многолюдно.
– Марин?
– канючила я, лежа на верхней полке.
– Отстань, Машка, не видишь, я готовлюсь, - обрывала меня сестра.
Я вздыхала и лежала, глядя на полку багажного отделения. Лес за окном - надоел, вниз к Маринке - нельзя. Она всю постель своими конспектами завалила. Оживлялась я только, когда подъезжали к какому-нибудь городу, выбегала на платформу размяться, купить нам по пирожку, да минералки. Зато когда поезд подходил к Москве, мы обе, как приклеенные, стояли, уткнувшись носами в окно тамбура. Перед нами в лучах восходящего солнца предстала Москва.