– Поцелуй меня, Хилари, – прошептал он.

И она сделала. Хилари хотела узнать, какой Марк на вкус. Он не взял контроль в свои руки после первого прикосновения её губ к нему, позволив ей вести, как будто говоря, что она здесь главная. Она могла зайти так далеко, как сама захочет, и он последует.

Хилари исследовала его рот кончиком своего языка, наслаждаясь мужским вкусом. Это было лучше, чем в фантазиях. Он всё ещё сдерживался, но она нежно надавила, давая понять, что тоже этого хочет. Сердце Марка билось под её ладонью, а сладкая боль, отсутствующая годами, скрутила живот.

Его язык наконец переплёлся с её языком, и Хилари застонала, крепче прижимая Марка к себе. Держа её, его мускулистые руки были твёрдыми и напряжёнными. Обняв рукой его широкие плечи, постаралась ближе прижать к себе, но он не двинулся с места. Поэтому Хилари прижалась к нему, целуя так, будто это самый последний поцелуй.

Она бы не смогла повторить поцелуй, который вызывал столько противоречивых эмоций. Хилари ужасно хотела большего, но в то же время боялась того, что может случится если она даст своей страсти волю. Она могла наслаждаться этим сейчас, когда между ними всё было просто и несерьёзно. Но нужно отстраниться прежде, чем это поглотит и утопит Хилари. На этом пути лежали разрушенные жизни женщин её семьи.

Когда она ослабила давление, начала его отпускать, Марк нежно зарычал, обернув руки вокруг неё и перевернулся так, что Хилари оказалась сверху. Сильные большие руки зарылись в её волосы, прижимая к нему для французского поцелуя, отчаянного и желанного.

Хилари, вероятно, могла бы отстраниться раньше, но не сейчас, когда она увидела страсть Марка. Это был как наркотик, который наполнил её тело и затмил разум. Всё, что чувствовала Хилари – это головокружение и тяжесть своих конечностей под его слабым и чувственным нападением. Острая, но сладкая боль распространялась волнами в сердце. Хилари хотела продолжение больше всего на свете. Она бы...

Марк ёрзал, пока она не оседлала его, сжимая толстую и твёрдую длину между своих бёдер. Хилари качнулась на нём, и они посмотрели друг другу в глаза. Марк застонал, а она потянулась к его шортам, готовая их снять.

Внезапное кряканье на пруду вырвало из чувственного тумана Хилари. Моргнув, она опустила руки. Мысль о том, что была так близка к потере контроля, остановила её.

Это... это не было на неё похоже. Женщина, которой она старалась быть, не могла оседлать мужчину в открытом поле, где любой мог их увидеть или... пройти. И женщина, которой Хилари старалась быть, точно никогда бы не делала это с мужчиной с репутацией «Люблю и бросаю за три месяца». Даже Тим был намного дольше.

Внезапно почувствовав холод от страха и собственных осуждений, она оттолкнула его. Марк отпустил Хилари и наблюдал. Его глаза потемнели, в них нечего нельзя было разглядеть. Руки дрожали, пока она поправляла волосы. Она потеряла резнику, которая наверняка была под Марком, но не хотела здесь оставаться, чтобы её найти.

– Я... – начала Хилари, а затем замолчала.

Что она собиралась сказать? Как она могла объяснить, что облажалась?

Что Бебе сказала прошлой ночью? Мы всё, чёрт побери, одинаковы.

Хилари закрыла глаза. Она не могла этого принять. Она не может быть, как её мама, тётя или Бебе.

– Извини, – сказала Хилари, а затем убежала в дом.

***

Дерьмо. Что только что, чёрт возьми, произошло?

Марк сидел и смотрел, как скрылась Хилари. Женщины обычно не убегают, когда он их целует. Они прижимаются, двигаются и снимают всю одежду.

Часть Марка хотела последовать за ней. Но что потом? Это бы стало серьёзнее и тяжелее, разве нет? Что бы он тогда делал? Вёл себя легко и весло после того, как бежал за ней сломя голову?

– Господи, это секретарь Гэвина?

Марк поднял голову, когда услышал голос отца.

– Когда ты пришёл сюда? – спросил он резко.

– Секунду назад. Разговаривал с садовником насчёт деталей вечеринки. Слышал, ты встречаешься с ней, но думал, это шутка.

– Ты не был на концерте прошлым вечером, – сказал Марк, вдруг осознав, что не видел там своего отца.

– Возникли дела в последнюю минуту и пришлось отменить. Элиза не будет возражать, пока получает деньги, – Салазар сел на покрывало и вытянулся, чтобы не помять свой длинный костюм.

Он был единственным человеком, помимо юристов и бухгалтеров, кто носил костюм в Лос-Анджелесе.

– Она не твой тип, ты же знаешь.

Это уже надоело слышать Марку.

– Ты не знаешь, кто мой тип.

– Конечно, знаю. Молодые блондинки с буферами. Все это знают.

– Разве это так очевидно?

Салазар пожал плечами.

– Ты молод и веселишься.

– Уверен?

– А разве нет?

Марк не ответил.

– Если тебе не весело, почему ты это делаешь? – спросил Салазар.