— Эйи, я отправляюсь с Вами.

Тот поднял на него взгляд, какой-то мутный.

— К чему такое обращение, я не жрец и уже им не стану…

Затем он уставился перед собой. Спустя несколько секунд до него дошёл смысл слов.

— Со мной в низший мир? Но зачем? И… ты вообще кто?

Эйи оглядел его с ног до головы.

— А, подожди, это ведь ты тогда вызвался со мной в разведку идти?

— Да…

— Хм-м, и, если не ошибаюсь, ты боишься летать на эио-ом.

— Да.

— Вспомнил тебя. Погоди… но зачем тебе это? Знаешь, друг, тот мир, судя по всему, просто ужасен; я, конечно, не знаю твоих мотивов, но ты там точно не выживешь, — он говорил мягким голосом, чем-то похожим на Её. — Да, кстати: а какие у тебя мотивы?

Тот посмотрел на Эйи своими большими, усталыми глазами.

— Вам они вряд ли будут понятны. Я просто чувствую, что должен идти за Вами.

Лицо Эйи вдруг смягчилось. Он тепло улыбнулся.

— А-а-а, понятно. Я всё понимаю, друг. Много кто в своё время хотел идти за мной — так уж мне удавалось себя позиционировать. Здесь. Но я больше не существую здесь. Моё место займет кто-нибудь другой. Но спасибо тебе, мне в любом случае приятно, что мне удавалось пользоваться вашим доверием и любовью. А теперь иди лучше отдохни; ты, видимо, устал и перенервничал сегодня.

Человек опустил глаза. Он знал, что его не поймут.

— Как бы там ни было, — сказал он, — понимаете Вы меня или нет, это неважно. Я просто хочу, чтобы Вы знали: я пойду именно за Вами. И, возможно, когда-нибудь Вы оцените мое участие.

Его водянисто-голубые глаза, так хорошо сливающиеся с окружающим свечением, сверкнули; затем он резко развернулся и покинул пещеру.

Эйи смотрел ему вслед, задумавшись. Ему было искренне жаль этого человека. Он обрекал себя на верные страдания.

***

Он очнулся, лёжа на острых камнях. Очевидно, потеряв сознание, он скатился по насыпи. Тело болело, и голова гудела. Он немного приподнял шею и тут же опустил, неприятно ощутив острые камни под затылком — в глазах потемнело.

«М-да… Всё-таки Вы слукавили с тем, что Вас тут совсем не будет… Я прямо физически ощущаю Ваш смех».

Он лежал и смотрел на потемневшее небо. Вставать не хотелось — вообще ничего не хотелось.

Издали послышалось звяканье стеклянных бутылок. Мимо прошли два человека бомжеватого вида; один обернулся и спросил:

— Что, парень, совсем плохо, а?

— Да чё-то как-то совсем.

— У-у-у, а мне вот, знаешь, как паршиво бывает, вначале вот особенно, а потом ничего, привык, даже подвалом обзавёлся… — он пустился в длинные объяснения, почему никогда не стоит унывать; затем стал рассказывать о разных типах водки. Лежащий вытащил из кармана сторублёвую купюру и всучил бомжу, чтобы только тот отвязался. Довольный, он ушёл вместе с ворчащим от ожидания товарищем.

Наконец-то. Стали появляться первые звёзды.

Но тут тишина снова была нарушена. Звук чуть более приятный, чем будильник, но всё равно отвратительный. «Наверное, как обычно, какая-нибудь реклама. Хотя… Ладно, делать мне всё равно нечего».

— Алло?

— Мих, ты? Узнал меня?[2]

— Разве тебя можно не узнать… Как обычно, появляешься будто из ниоткуда.

— Что ж, прошу прощения. Представляешь, что сегодня было?! После всей этой бесконечной теории, от которой у меня буквально мозг взрывался, мы наконец-то практиковались — на имитаторе полёта! Это было… — он сказал слово на немецком.

— Умоляю, не пичкай меня своими длиннющими страшными немецкими словами! Я, знаешь ли, немного не понимаю.

— Ну… Замечательно! Невероятно! Просто… та-ак здорово!

— Что ж, последнее слово определенно лучшее.

— Знаешь, я ведь так нервничал перед этим, по-настоящему нервничал, мне ведь всегда… ну, понимаешь, что-то вроде необъяснимого желания — хотелось летать, я имею в виду, летать на огромном сложном аппарате, который каким-то невообразимым образом управляется мной, и теперь я знаю, что это вполне может случиться, потому что тренер сказала, что я был одним из лучших, понимаешь, она это сказала лично мне, чтобы никто не услышал — это ведь может оскорбить, но… я так рад! Мне та-ак приятно!!!

— Могу себе представить твои щенячьи глазки…

— М-м? Правда? Очень может быть, родственники вечно мне это говорят, но… ты-то как мог об этом узнать? Мы ведь ни разу не виделись!

— Честно — я не знаю. Мне просто так показалось, когда я услышал твой голос. И — мои поздравления, серьёзно. Знаешь, это замечательно, когда… когда у кого-то внутри горит такой огонь.

— А моя семья — они были просто поражены, хоть они и до сих пор говорят, что, стоит мне взлететь, смерть всех, находящихся в самолете, неизбежна… они… они никогда не верили в меня и не поверят, но, во всяком случае, теперь я хотя бы примерно знаю о своих возможностях, и это… очень обнадёживает.