Но герцог не приказал – похоже, зубы Елены, то есть – Арлены, в отличие от невинности, его мало волновали.

– Крепка, здорова и девственна! – герцог вновь хмыкнул – Хвала тебе, Ама, за милость твою!

Тут-то Елена и насторожилась – вояки, а герцог, несомненно являлся истовым воякой, от пяток до самых кончиков тараканьих усов, к Аме редко когда обращались, всё больше к Апе, мужу её грозному, а тут..

– Ведите ту женщину. – усы вельможи грозно встопорщились, а невзрачный, как же без него-то? – объявившись, вытолкнул вперёд себя худенькую селянку, бледную до голодной синевы и от того – блёклую, в платье ветхом, затёртом до неприличных дыр.

Сама же Елена, точно знала о том, что Истана, ничего и не блёклая, а очень даже симпатичная бабёнка и лишь от плохой кормёжки, да труда непосильного, выглядит серо и убого.

– Твоя сиротка? – строго спросил герцог и голову склонил набок, по-птичьи.

«Точно коршун! – восхитилась Елена – Ишь, смотрит как! Того и гляди – падёт и ударит!»

Женщина оробела совсем – шутка ли, перед самим герцогом ответ держать! Молчать ей было невместно и потому пришлось бедняжке Истане расплачиваться за дело доброе.

– Моя, господин. – тихо прошелестело её слово.

– Откуда девица сия взялась в ваших Больших Гульках? – продолжал вопрошать герцог, горя нетерпением добраться до истины.

– Не ведаю господин. – слегка осмелела женщина, видя, что никто не спешит набрасываться на неё с побоями, аль ещё с какими гнусными намерениями – Сама прибилась. Вот.

– Как так случилось? – герцог был удивительно терпелив. Пока.

– Случилось. – пожала плечами вдова, уже чувствуя, как на её шее затягивается жесткая верёвка правосудия – мало ли? Вдруг как, а мешает кому девчонка эта? Говорили же ей, глупой бабе, что добрые дела наказуемы. Вот, расхлебывай теперь! – Утром, господин – продолжала упорно смотреть себе под ноги бедная женщина – Двери открываю, а она сидит. Я в хлев собиралась – торопливо пояснила Истана – к телочку.. У меня, тогдась, ещё телочка была. Это потом её отобрали за недоимки.

Герцог нетерпеливо мотнул головой – излишние подробности начинали его утомлять. Словно почувствовав что-то, женщина торопливо зачастила.

– Смотрю – сидит… Худая, оборванная, глаза на мокром месте. В руках сума с дерюжки пошитая, пустая почти. Не говорила бедняжка ничего, господин – мычала лишь несуразно, ну и руками махала, вот так – и вдова попыталась изобразить из себя ветряную мельницу.

Герцог снова поморщился, властно протянул руку.

– Сумку давай.

Один из служивых торопливо сунул в руки вельможи затрапезного вида сумку, грубую, засаленную, из самой что ни на есть серой дерюжки. Герцог, скривившись брезгливо, сумку ту тряхнул и ему на руки свалилась яркая шелковая лента. Такая лента, ну никак не могла оказаться в руках простой селянки.

Герцог неожиданно стал глотать воздух широко открытым ртом. Лицо его побагровело, а глаза выпучились, точно у вареного рака.

Свита вельможи напряглась разом – немудрено. Герцог-то их всех отогнал подальше, прочь из двора местного старосты, сам с вдовой разговаривал тихо, вполголоса, лишь лекарь, да Елена слова их расслышать смогли, да невзрачный тип, ушами шевеливший от усердия.

«Ну, невзрачному по долгу службы положено. – тихо усмехнулась Елена, переминаясь с ноги на ногу – Небось, разведчик местный. ФСБ не дремлет и стоит на страже интересов Валенсии!»

И опять девушка зависла, силясь осмыслить свои собственные слова – разведчик? ФСБ? Валенсия? Что за звери такие опасные и чем именно?

Человек с размытой внешностью выступил вперед и подхватил у господина ту самую суму, что, по словам вдовы, принадлежала бедняжке Арлене, то есть – Елене.

Герцог снова кривил губы, а тот самый служивый, что вдову привёл и сумку принёс, начал по одной вытаскивать из сумы тряпочки разные и показывать своему господину.

«Опознают что-то. – догадалась девушка, чувствуя, как от сильного волнения её начинает слегка подташнивать – Допытываются.»

Убогое тряпьё пестрело бурыми пятнами. Старыми и неприятными на вид.

«Кровь это. – спокойно подумалось Елене – Всё в крови, как будто поросёнка резали.»

Но резали не поросёнка – Елена отлично рассмотрела, что тряпье было шёлковым, да и кружево попадалось, хоть и изгвазданное да рваное.

Лицо герцога мрачнело всё больше и больше, а взгляд его, направленный на Елену, тяжелел с каждым разом.

Затем, на свет извлекли ещё одну ленту – бирюзовую, с золотом и герцог, побледнев, воровато выхватил её из рук доверенного человека и сунул себе под камзол, не желая, чтобы находка стала достоянием общественности.

Только беспокоился он зря – видя, что ничего интересного не происходит, свита вельможи, устав дожидаться невесть чего, расслабилась. Троица провинившихся дворян затеяла игру в кости, стуча оными по дну перевернутого бочонка, прочие разные, шушукались о чём-то волнительном и негромко болтали, селянам и вовсе было плевать на господские выкрутасы – день ещё, солнце высоко, арбайтен нужно!

В этот раз Елена даже не заморачивалась – ну, слово и слово, подумаешь! Потом разберётся, когда жизнь наладится.