— Мы готовы предложить тебе двойную цену, если ее беременность сохранится.

Маршалл, кажется, обдумывает это, наигранно постукивая пальцами по подбородку и нахмуривая лоб.

— Что ж, полагаю, я могу быть с ней помягче… пока она будет говорить мне то, что я хочу узнать.

Молодой азиат кивает.

— Это будет того стоить.

С глубоким вздохом рука Маршалла опускается с подбородка, и он кивает пожилому мужчине.

После того, как они договорились, Маршалл делает шаг вперед и садится передо мной на корточки, отчего наши глаза находятся на одном уровне.

— Я выну твой кляп. Если закричишь, выбью тебе зубы.

Потянувшись ко мне, он развязывает повязку, и я выплевываю кляп изо рта.

Мой язык пересох, я сжимаю губы, когда Маршалл, схватив меня за волосы на затылке, дергает их, и вскрикиваю, когда кожа головы вспыхивает от новой боли.

Что за херня происходит с парнями и дерганьем волос?

— Один вопрос. Все, что тебе нужно сделать, это ответить на один вопрос, Лили, и мы на этом закончим. Ты больше никогда меня не увидишь.

Задыхаясь от боли, смотрю бывшему мужу в глаза, показывая, что не боюсь его.

— Ты умрешь за это.

— Я еще не задал вопрос, сука.

Он снова тянет меня за волосы, и кожа моей головы такая чувствительная, такая болезненная, что я прилагаю все силы, чтобы не закричать. Не потому, что боюсь, что он выбьет мне зубы, а потому, что просто не хочу доставлять ему удовольствие.

Я задыхаюсь от боли, а он ждет, пока мое дыхание успокоится, прежде чем снова посмотреть мне в глаза.

— Ты готова к моему вопросу?

Я не отвечаю ему, поэтому он снова дергает меня за волосы.

Стиснув зубы, я шиплю:

— Да.

— Хорошо, — усмехается он. — Теперь все, что тебе нужно сделать, это сказать мне, где находится семейный портрет, который висел над камином, и мы можем со всем этим покончить.

Он серьезно? Он не шутит?

— Где он находится? — рычит Маршал и дергает меня за волосы.

Черт подери, мой скальп настолько чувствителен, что я почти кричу.

— Какой портрет? — шиплю я, пытаясь выиграть время.

— Тот, что висел над камином, тупая сука.

— О, этот… Зачем он тебе?

Он так сильно дергает меня за волосы, что на этот раз я кричу. Я просто ничего не могу с собой поделать. Такое ощущение, будто кожа головы отрывается от черепа.

— Вопросы задаю я.

— Скажи мне, зачем, и я скажу тебе, где он, — кричу я.

Он еще немного дергает меня за волосы, но я только кричу.

Наконец, когда он понимает, что не получит от меня ответа, то немного ослабляет свою хватку.

Я слышу, как быстро говорят по-японски, но все еще не понимаю и не ухватываю суть.

— Мой дед недоволен тем стрессом, который ты у нее вызываешь. Если она потеряет ребенка, мы снизим цену.

— Хорошо, бл*ть. Я остановлюсь. Не снижайте цену.

Убирая пальцы с моих волос, Маршалл бросает на пол вырванные им пряди.

Тряся рукой, он пытается отряхнуть волосинки, прилипшие к его пальцам, и говорит мне:

— Я написал номера своих офшорных счетов на обратной стороне. Довольна? А теперь скажи мне, бл*ть, где он.

Я ничего не могу с собой поделать. Это просто потрясающе. Несмотря на то, что моя голова пульсирует как сумасшедшая, я не могу удержать ее от запрокидывания и не могу остановить вырывающийся смех.

— Что, черт возьми, здесь такого смешного? — требовательно спрашивает Маршалл.

Я должна сделать глубокий вдох, прежде чем ответить ему:

— Он на помойке!

— Что?! — рычит он. — Что ты имеешь в виду, говоря, что он на помойке?

— Его нет! — вздыхаю я и наклоняюсь вперед, натягивая веревки, пытаясь отдышаться. — Так же, как наш брак, он был разбит и выброшен.

— Тупая сука! — рычит Маршалл, и я даже не замечаю, как в меня внезапно врезается его кулак. 

Ярость и злость – это то, что может сделать человека глупым, заставить его совершать ошибки. Но также это может побудить к действию.

Я не могу сейчас позволить себе быть глупым. Не тогда, когда столько всего поставлено на карту.

Не знаю, что Саймон сделал с телефоном Лили, но благодарен ему за это. Теперь я могу слышать все, что говорится, даже если мне приходится выдерживать ее крики.