Шрифт:
Он вскакивает с кровати с неожиданной прытью, отталкивает меня в сторону, я едва не падаю, успеваю сохранить равновесие в последнюю секунду. Когда снова оказываюсь рядом, руки отца стискивают шею Талии… Татьяны. Именно так звали мою мамочку, которую я оплакивала столько лет.
– Папа, хватит, прекрати! – пытаюсь отцепить его руки, но в нем будто проснулась невероятная сила, вижу, как сереет лицо Талии, начинаю кричать, срывая голос, орать, визжать. Толкать отца, царапать его плечи.
Я и сама на грани обморока, мне безумно страшно за Талию, отец явно не в себе. Когда в палату вбегает врач, медсестра и еще какой-то мужчина, я уже почти отключаюсь. Кто-то из них ловит меня. Вокруг шум, крики, вбегают еще люди.
– Мамочка… Как моя мамочка? - спрашиваю слабым голосом, вдруг осознав, что я уже в другой палате.
- Все хорошо.
– Девочка моя, - вдруг позади раздается голос.
Резко сажусь и оборачиваюсь. На другой кровати лежит Талия, под капельницей.
– Что с тобой? Почему тебя положили под капельницу?
– Сахар упал. У меня диабет, ничего страшного. Это давно у меня. Научилась справляться. А тут такое… потрясение.
Соскакиваю с кровати, подбегаю к Талии и падаю возле нее на колени.
– Прости меня… Я ужасно поступила, знаю.
– Как ты поступила, милая?
– Устроила эту встречу.
– Я же сама приехала. Меня привез твой водитель, Захер. Сказал, что тут лучшая аптека. Я сама решила заглянуть. Не вини себя, дочка. О Аллах всемогущий, какое сладкое слово. Нафиса… она же с ума сойдет от радости. Я и сама кажется… немного тронулась от счастья. Моя потерянная, годами оплакиваемая дочь. Даже имя сменил, шепчет одними губами Талия, закрывая глаза, чтобы спрятать слезы. Но они все равно текут из уголков глаз, по щекам, прячась в подушке.
– Умоляю, не надо. Не плачь, мамочка.
– Как я мечтала об этом. Не смея надеяться. Ты такая великодушная. Такая красивая. Я сразу как увидела тебя, почувствовала, как сердце защемило. Но думала это потому что ты Нафисе жизнь спасла… Я думала об этом. О том, как хорошо, если бы именно ты моей дочкой оказалась… Но это было как мечта. Недоступная…
– Мне надо узнать, как там отец… Я должна поговорить с ним. Задать вопросы.
– Не надо, милая. Не сейчас. Не рви душу, - останавливает меня Талия.
– Если все так, как ты рассказала… он обрек меня… нас… на страдания и одиночество. Я должна спросить его об этом. Должна! Я не могу оставить это как есть…
Талия продолжает меня уговаривать, но уже не может остановить. В груди горит, душит обида. Я должна, должна спросить папу, ради чего он поступил так. Даже если моя мать была бы последней шлюхой, и у него были бы причины вышвырнуть ее, он не имел право лишать меня матери. Какой бы она ни была.
Забегаю в палату отца. Он сидит на кровати, в полном одиночестве, выглядя потерянным. Первая мысль – он чувствует себя лучше нас с Талией. Как и говорил доктор, стресс не причинил ему вреда. И меня это радует. Я не желаю отцу зла. Но в данную минуту не понимаю, смогу ли хоть когда-нибудь его простить.
– Как ты мог? – произношу тихо, потому что говорить больно, горло стискивает спазм.
– Ты не поймешь меня, Виталия, будь все проклято… Я только прошу, чтобы ты вспомнила, кто тебя вырастил. Кто покупал лекарства, когда ты болела. Кто гулял с тобой. Завтракал с тобой…
– Ты даже имя мне сменил? – перебиваю его.
– Я этого не помню…
– Не верь этой женщине. Держись от нее подальше.
– Почему? Она убийца? Психопатка? Разве ты не понимаешь, что я наконец-то стала целой? Все эти годы я мучилась вопросами, страдала от того что внутри меня не хватало куска души, была пустота! Огромный, значимый, бесценный кусок души, ты его у меня отнял… Еще заменил суррогатом под конец! Привел в дом мачеху и… Помнишь свою речь на вашей свадьбе? Боже, она же верх лицемерия! Столько пафосных слов о материнстве! О добре… Это ты чудовище, папа.
– Эта женщина разрушила мою жизнь! Ты хоть представляешь, что я пережил? – вскакивает и начинает нервно ходить по палате.
– А ты ни разу не задался вопросом, что пережила она?
– Задавался! Миллионы раз! Она гуляла! Шлялась, развратничала!
– Даже если бы это было так… ты не имел права лишать меня матери. Которая на самом деле не бросала меня, не отказывалась. Которая всегда меня помнила.
– Как ты нашла ее? Это подонок шейх? Это он устроил? Так заманил? Тот, кто тебя купил, сделал игрушкой! Нашла кому верить!
– Но ты ведь тоже играл в меня, папа, - парирую горько. – Ты не думал о моих чувствах. Ты упивался своей болью. И сделал меня средством мести. Ты наказал маму… но не подумал, что так наказываешь меня.
– Я дал тебе все…
– И я в ответ не стану поступать как ты. Не выкину тебя, потому что ты оступился. Ты мой отец, навсегда им останешься. Но я не поеду никуда отсюда. Останусь с мамой, буду наверстывать упущенное время.
– Ты обезумела? Остаться по доброй воле среди варваров?