Наше совместное проживание началось с травли тараканов. Наглые рыжие твари почему-то считали, что здание построено именно для них. А студенты существуют, чтоб оставлять на столах засохшую закуску.

Я съездил на рынок и купил несколько бурых китайских карандашей. Ими надо было мазать места скопления насекомых. То есть всю комнату.

Сначала мы чертили бессмысленные пунктирные линии. Но процесс разбудил дремавшие в молодых организмах художественно-графические наклонности.

Я ограничился примитивными геометрическими узорами. Коровин и Тарасюк выражали себя шершавым языком плаката.

Они нарисовали на дверце встроенного шкафа продолговатый предмет с закругленным концом. И приписали печальные слова: «Здесь когда-то была колбаса». А рядом с окном изобразили жирную стрелку с комментарием: «Запасный выход. Возьми стул, выбей стекло. Осторожно! Сверху могут падать люди!»

Над кроватью Коровина ребята старательно вывели лозунг: «Тараканы, идите в жопу!»

Надпись указывала принципиально верное направление. Но казалась слишком прямолинейной. Я высказал пожелание ее откорректировать.

В конце концов, к нам могут придти культурные филологические девушки. Не нужно их шокировать раньше первого налитого стакана.

Тарасюк и Коровин согласились, что лозунг не привлекает интеллигентностью. Неприличное слово было затерто листом бумаги до уровня блекло-желтого пятна. В исправленном варианте надпись гласила: «Тараканы, идите в комнату 306!»

Триста шестую комнату единолично занимал староста общежития Климов. Впоследствии он сделал вполне закономерную карьеру. Превратившись из идейного комсомольского вожака в преуспевающего бизнесмена.

Полностью тараканы, конечно, не исчезли. Но былую активность поубавили основательно.

В компанию Коровина и Тарасюка я вписывался на правах условной и нерегулярно пьющей единицы. То есть если я был рядом, меня безоговорочно усаживали за стол. Но и мое случайное отсутствие особо не угнетало.

Саня Берестов навещал нас со светлыми намерениями отдохнуть душой. Они с матерью занимали комнату в коммуналке на другом конце города. Условия для продуктивной учебы и минимальной личной жизни там отсутствовали напрочь. А общежития ему не полагалось из-за наличия местной постоянной прописки.

Он объяснял матери, что ходит к нам заниматься. Какая-то часть истины в этих словах все-таки присутствовала. В том плане, что наши разговоры изредка касались и лингвистических проблем.

– Представляете, – делился я, – министерство образования Грузии рекомендовало изменить школьный курс русской литературы. В частности, больше внимание уделять творчеству Михаила Юрьевича Лермонтова. Поскольку поэт им почти родной – воспевал Кавказ и все такое прочее. Тбилисской писательской организации заказали срочный перевод поэмы «Демон» на местный язык. А там в тексте слова: «Недолго продолжался бой: бежали робкие грузины». И в союзе писателей возник жуткий спор – как эту строчку переводить. «Бежали смелые грузины» или «Бежали храбрые грузины»? Дело почти дошло до смертельных обид и кровной мести. Пока они не приняли решения, которое предложил самый мудрый аксакал. И которое всех устроило.

– Что за решение? – живо интересовался Саня.

– Они перевели эту строчку как «Бежали робкие армяне»!

– Фигня… – пренебрежительно отзывался Тарасюк. – Лермонтов, Шлермонтов… Вот у меня был знакомый, так он на спор бутылку портвейна из горла выпивал на пять секунд быстрее, чем она сама оттуда выливалась. Мы специально время засекали.

Коровин солидно подводил итог неудавшейся дискуссии:

– По-моему, тут душновато. Надо пойти прогуляться. Заодно купим водки, смешаем с соком.

– С каким соком?

– Каким-каким… Желудочным, каким еще?

Торжественных приемов в честь появления Берестова никто, конечно, не устраивал. Но макароны иногда варили. Особенно те, что приносил сам Саня. Он примерно догадывался, чего друзьям не хватает до полного счастья.

Процесс отваривания таил определенные нюансы.

Сначала нужно было отыскать и помыть нашу единственную кастрюлю. Здесь, кстати, женское население коренным образом отличается от мужского. Поскольку женщины моют посуду сразу после завершения трапезы. А мужчины – перед тем, как к ней приступить.

Далее требовалось торчать на общей кухне и следить, чтоб макароны никто не спер. Или в качестве шутки не вбухал туда пару горстей соли. И то и другое в общежитии могли сделать совершенно запросто.

Саня Берестов обычно брал приготовление обеда на себя. Ему хотелось выглядеть стопроцентным добрым волшебником и лично спасать приятелей от голодной смерти.

Правда, однажды такое желание его всерьез подвело.

Некая девушка поставила свою кастрюлю рядом с нашей. И там тоже что-то кипело. Саня радостно решил, что это курица. Как он потом объяснял, по ассоциации с внешним видом хозяйственной студентки.