В комнате рядом с вестибюлем – Лида затруднялась дать ей определение, чуть поменьше соседнего холла, но ощутимо больше официальной гостиной, – на диванах расположились гости, рядом сидел Марсель, крутился Борщ. Мужчина – отец Ивана, машинально гладил щенка, его спутница обнимала Марселя.

– Это Лидия, – услышала она голос Марселя, – вроде подруга папы. Она в положении, – безапелляционно продолжил он, указывая рукой на Лиду. Господи, хоть сквозь землю проваливайся.

– Вот как, – первым поднялся отец Ивана. – Ефрем Иванович, – он протянул широкую ладонь, Лида пожала руку.

– Простите, ради бога, – пробормотала спутница Ефрема Ивановича. Можно было легко предположить, что это его мама, но женщина выглядела лет на десять, а то и пятнадцать моложе своего спутника. – Марина Ивановна. Вот такое совпадение. Понятно, почему наш сын – Иван, – тут же развеяла она сомнения Лиды.

Они стояли друг напротив друга, и Лиде казалось, что где-то они видела то, что видит сейчас. Невысокий рост, бледность кожи, тонкие черты лица. Цвет волос было сложно определить, большая часть головы была седой, но странное дело, это абсолютно не старило Марину Ивановну. Как и неожиданная худоба в почтенном возрасте.

– Вы тут знакомьтесь, а я пошёл к дармоедам, – крякнул Ефрем Иванович и двинулся вглубь дома.

– Это он про Милославского и Игната, – тут же пояснил Марсель.

На глазах мальчика перекатывались слёзы, сердце Лиды разрывалось не только от собственной боли и волнения за судьбу ребёнка, которого носит – настоящего, истинного чуда, случившегося в её жизни, – но и за Марселя, изо всех силёнок старающегося казаться собранным, сильным, важным.

Глава 18

– Неловко получилось, – ещё раз извинилась Марина Ивановна, вгоняя тем самым в ещё больший ступор Лиду.

– Ничего, – всё, что она нашлась ответить.

Не так Лида представляла себе знакомство с родителями Ивана, если честно, не особенно и представляла. Несмотря на собственный переезд в огромный дом Фроловых, в душе она осталась жительницей тесной однушки из микрорайона бюджетных пятиэтажек. Не верилось, что когда-нибудь это изменится. Сознание человека меняется долго, иногда с огромным трудом. Подсознание зачастую не меняется вовсе.

Тем более, Лида не могла и вообразить чудовищность ситуации, в которой ей придётся познакомиться с близкими людьми Ивана. Неважно, как это могло бы случиться: в ресторане, на официальной встрече, в домашней обстановке, на прогулке в парке, но абсолютно точно не так, как происходило здесь и сейчас, под почти всхлипывание Марселя и скулёж Борща.

Лида знала – родители Ивана живут в уединении в Швейцарии, в особняке, больше похожем на замок, с видом на горы. Отец давно отошёл от дел, сейчас время от времени выступал финансовым консультантом для таких имён, от которых у простого смертного кружилась голова, входил в политический истеблишмент Западной Европы и организовал «карманный» туристический бизнес – явно как развлечение в старости. Даже от куриц и кроликов пенсионера Кондрашова было больше практической пользы, чем от сети гостиниц, отелей и домов на горнолыжных курортах Европы. Про маму Ивана Лида знала и того меньше.

Семейный капитал Фроловых не наращивался поколениями, Ефрем Иванович оказался в нужное время в нужном месте, как и его отец, бывший партийным работником высокого порядка. Иван же сумел раскрутить доставшиеся средства до огромных масштабов, войдя в списки богатейших людей мира.

Гробовая, пугающая тишина повисла в помещении, словно чугунная плита она придавила всех, включая непоседливого, ничего не понимающего щенка. Гнетущая неизвестность сдавливала грудь, дышать становилось тяжелее и тяжелее.

– Вы хорошо себя чувствуете? – словно сквозь толщу воды услышала Лида.

– Всё хорошо, – просипела она в ответ.

Хорошо… Что может быть хорошего в сложившийся ситуации, в перекошенной усмешке судьбы, ударах сердцах, звучащих, словно пощёчины. Хлёстко, звонко, оглушающе.

– Не понимаю, что этой-то здесь нужно? – Лида подпрыгнула от неожиданности. Голос отца Ивана прорезал тишину, как раскалённый нож заледенелый наст, вызывая шипение.

Этой? Лида оглянулась. Не поняла. «Этой» – это ей?

– Гоните в шею! – продолжал громыхать Ефрем Иванович, широко шагая вдоль длинного коридора, идущего из кабинета Ивана в холл, где осталась жена, внук и Лида.

– Не горячитесь, не стоит, – рядом суетился Милославский, успевая сделать пяток некрупных шажков в один шаг Фролова-старшего.

– Я ещё не начинал горячиться! Мой сын пропал, власти только делают вид, что «предпринимают меры», его бывшая жена-проститутка явилась, как ни в чём не бывало, а служба безопасности перетряхивает грязное бельё, вместо того, чтобы рыть землю носами! Я не желаю слышать о предположительных половых связях любовницы моего сына, не хочу видеть Мишель Ришар на пороге этого дома! Я ясно выразился, Милославский?!