— Что ты имеешь в виду?

– Ладно, думаю, сейчас уже можно… Я не говорил тебе, никто не знает… Джейс думает, что свадьба — это представление, фарс, спектакль. Что все это не по-настоящему. Совместный бенефис для наших родственников и друзей. Что мы, как и все «нанятые» актеры, просто отыграем свои роли, а потом будем жить, как прежде, но уже в этом доме. Она… Она мне отказала, Фил! Прикинь? Она. Мне. Отказала. Почти…

— И это так затронуло твое самолюбие, что ты не придумал ничего лучше?

— Дело не в самолюбии. Ну, может, и не совсем в нем. Дело в том, что я не могу и не хочу снова потерять её. И детей. Я и так хожу всю дорогу, словно мне в задницу попала огромная заноза. Ну, ничего: вот завтра она скажет «да», я окольцую её, и все, выдохну спокойно. И никуда она не денется больше. Будет там, где ей и положе быть.

Филипп потер виски, пытаясь начать соображать. Джессика думает, что все, что будет завтра, не будет правдой. Может, может, поэтому она так легко и подписала эти чертовы бумаги? Что же она спросила у него? «Если завтра все по какой-нибудь причине сорвется, то Соглашение не вступит в силу?». Черт! Ну, он и влип! Хотел сделать как лучше, а в итоге все равно подвел Джесси?

— Я мудак!..

— Что? — Марк открыл глаза и посмотрел на друга.

— Нет, так, ничего. — Фил огляделся по сторонам и, убедившись, что нигде поблизости не было видно Николаса, спросил, надеясь, что придумает способ, как все исправить: — Вот объясни мне одно, чувак, нахера все было так усложнять? — Но его язык уже порядком заплетался и мысли снова путались. — Почему нельзя было сразу сказать Джейс, что все это реально? Вся эта свадьба, — он немного пафосно произнес последнее слово. — Какая девчонка откажется от всей этой мишуры и возможности потратить кучу бабок?

— Джейс. — Марк произнес это так естественно и спокойно. Но потом наклонился к другу и предупредил, тыча в его грудь указательным пальцем. — Фил, «пончики»! Будь добр, следи за своей речью. Хочешь выразиться покрепче, используй эти гребаные, мать их, «пончики»! Ники, он впитывает все, словно губка! И в его речи стало слишком много таких слов. А ему всего пять! Я не хочу, чтобы мне в очередной раз прилетело от Джейс и моей мамы.

— Пончики, так пончики, — Фил усмехнулся. — Я понял, бро. Приму к сведению. В конце концов, у меня у самого растет сын. Но, вернемся к Джейс и твоей запутанной истории. Так какого, мать его, — он покачал головой, исправляясь, — сладкого сиропа, шоколадного пончика, ты не сказал ей, что завтрашний день не будет фарсом? Думаешь, она, как только правда раскроется, прыгнет тебе на шею от радости, что ты соврал ей?

— Это будет последняя ложь. — Марк вздохнул, но потом не удержался и вспылил. — Я знаю, что она не обрадуется. И знаю, что будет битва, еще одна, но… Не знаю, как объяснить! Не уверен, что поймешь.

— А ты давай, попытайся.

Марк широко развел колени в стороны и поставил на них локти. Опустил голову и взлохматил волосы.

— Знаешь, каково это, быть брошенным кем-то? Тем более той, кого так сильно любил? Как вся эта тоска не покидает тебя? А еще вопрос: почему она так поступила? За что она так со мной? Когда сильно ненавидишь и понимаешь, что все еще любишь? И будешь любить, несмотря ни на что? С годами все затихает, но не забывается, нет. — Марк покачал головой. — И вот, спустя столько лет ты встречаешь её, и её детей, и вся эта ненависть, вперемешку с любовью и предательством, и желанием одновременно убить и снова обладать ею, вспыхивают с новой силой. И гребаная правда всплывает наружу. Вся эта обида, жажда мести, боль — они смешиваются внутри тебя в такой комок злости! И ты говоришь и делаешь такие вещи, о которых потом очень сильно жалеешь. Но исправить уже ничего нельзя. Слова, они, знаешь, режут больнее лезвия. И рубцы от них остаются на всю жизнь… А я столько всего наговорил. И сделал… Но я любил её, свою Джейс. И все, что мне было надо сделать, это просить её вернуться ко мне. Фил, она и так была моей, только моей все эти годы! Ты понимаешь это? Никого, ни одного мужика, кроме меня… Но вот любила ли?

— Пф! — Фил удобнее устроился на диване, вытянув ноги, — Спросил бы напрямую! И сам сказал.

— Было поздно. Она стала бояться меня. Ты протягиваешь руку, чтобы помочь спуститься с трапа яхты, а она шарахается и смотрит так, как будто ты змею в рукаве прячешь! И я стал действовать осторожно, неспешно. Я возвращал себе её доверие. И не смотри на меня, как на… горелый пончик. Я исправлял. Клянусь. И я все исправил. Потому что понял, что она нужна мне. Да, казалось бы, виновата она, а накосячил я. Я должен был почувствовать еще тогда, шесть лет назад, что что-то не так. Её слезы, паника… и мой отец. И вот судьба дает мне второй шанс и говорит: «Так используй его!», потому что Джейс, та самая редкая ценность, которую я хочу охранять от посторонних глаз, холить и лелеять. Так почему не попытаться еще раз? Вернуть себе её поцелуи, её смех, её любовь? Вернуть те дни, когда она была для меня единственным возможным будущим. Да ничего же не изменилось! И единственное верное решение, это сделать её своей женой. Тогда она будет уверена во мне, в завтрашнем дне, в нас. Я повез её показать этот дом, как раз и кольцо было готово. Но слова, те самые, застряли в горле в самый нужный момент. Джейс обратила все в шутку. А я не стал её разубеждать. И это была моя очередная ошибка. Вот она и решила, что все это несерьезно. И она испугалась. Я потом понял, чего именно. Она следила за моей жизнью без неё. Как-то обмолвилась, так, как будто это ничего не значит. Но я видел её боль, я чувствовал её. И те бессонные ночи, когда она рыдала в подушку, видя, как я менял женщин, на месте которых должна была быть она. Она боялась, что все это, — Марк обвел руками вокруг, — мне надоест. Что я оставлю её и детей. Предложила, попробовать пожить своей семьей до Рождества, а потом решить, что делать дальше. Но я знаю, как её убедить, что все это по-настоящему: мои чувства к ней; мое желание быть с ними рядом всегда; быть неразрывной частью друг друга. Когда твой вдох, это её выдох. Пусть считает, что все это фарс, прекрасно режиссированное представление. Но это свяжет её, привяжет ко мне навсегда. А для закрепления результата, мы родим еще сына. Или дочь. А лучше, сразу двоих. Николас, ты же хочешь младшего брата? Или сестру?

Марк протянул руку сыну, которой вошел в гостиную, сонно потирая глаза:

— Мелкого? Такого, как Мэтт? Не-а. — Ники сел рядом с отцом, прижимаясь к его боку. — Они все плаксивые.

— Ну, они не всегда плаксивые. Должно быть. — Марк прижал мальчишку к себе, приглаживая его вихры. — Но это, знаешь, очень ответственно, быть старшим братом, да. Мелкий или мелкая всегда и во всем будет брать пример с тебя. Ты многому научишь их, как меня когда-то научил мой старший брат. Как думаешь, справишься?

— Попробовать можно, — Ники махнул рукой. — Только, давай брата, а. Девчонка у нас уже есть. Подерутся еще чего доброго с Бри за игрушки там, или за платье. Не, давай брата. Ты, я и он. Втроем-то и в бейсбол сыграть можно.

— Ну вот! — Марк широко улыбнулся. — Дело решенное! Будем работать над братом!

Но Фил не был настроен так оптимистично:

— Она тебя не простит.

— Простит, Фил, вот увидишь.

— Ну, да. Конечно! Любая женщина, если она не бесхребетное животное, позволит управлять своей жизнью! Вмешиваться в неё. А ты так и сделал! А с этим гребаным Соглашением ты сделаешь еще хуже.