– Все верно, люблю этот город. А что я не так сказал?

– Так у вас же весь центр состоит из домов, длиною не то что футбольное поле, а целая река.

– Погоди. Так есть ведь комфортная высота. В исторической части Петербурга так или иначе до сих действует ограничение по высотности. Если не ошибаюсь, в свое время был дан указ не строить выше двадцати четырех метров. Понятно, что в девяностые и нулевые в результате грамотного пополнения каких нужно карманов удалось местами испортить небесную линию Петербурга, но в целом пока еще удается сохранять статус города горизонталей. Что важно: традиционные для Петербурга дома-стенки немонотонны, фасады чередуются, показывая множество разных стилей и оттенков. Кажется, строить одинаковые дома тоже было запрещено в те времена.

– Не совсем понятно, но довольно интересно.

– А еще, что касается строительства домов стена к стене, есть такое поверие, уж не знаю, насколько правдивое: благодаря такому расположению удавалось защититься от ветра.

– Благодаря чему преодолеть путь в арке можно было значительно быстрее, – шутя, резюмировал Вадик.

– Это все, конечно, интересно, но я вот что думаю: либо строить малоэтажные проекты, образующие по форме закрытый двор…

– Дворы-колодцы? – перебил я Рената.

– Не совсем. Чтобы расстояние между корпусами было достаточным для солнечного света. Либо, к чему я склоняюсь – дома-башни. Я хочу построить именно высокие дома, чтобы были крутые виды. При этом для меня выглядит очевидным, что высотки должны быть по типу свечки. Как в Америке.

– О да, вид – это прекрасно. Цитирую: «Какая разница, сколько у тебя комнат, если твои окна смотрят в соседние». К слову, про Америку: помню Саша рассказывал, что в агентстве учили отрабатывать «вид в стену» сравнением «вид как в Нью-Йорке».

– Ага, это по аналогии с видом на кладбище: «тихие соседи».

– Между прочим в Европе вид на кладбище ценится. По крайней мере, ходят такие слухи.

– Да и на месте кладбища вряд ли построят нечто, что перекроет ваши видовые характеристики.

– Да и вообще говоря – это вид на будущее. Возможно, даже на свое.

Наконец Ренат прервал наши саркастические заключения:

– У меня даже есть название для проекта: ЖК «Башни». И дальше добавление адреса.

– Одобряю. Хотя где-то я уже слышал про добавление адреса, – улыбаясь, подметил я.

– Зато про «Башни» не слышал, – услышал я добрый ответ.

Далее Ренат поделился с нами своим видением касательно других характеристик жилого комплекса, в числе которых были обязательная закрытая территория (Ренат, построивший несколько коттеджных поселков, прекрасно понимал значимость собственной территории), обязательный подземный паркинг, причем согласно его представлению, паркинг должен был базово идти к каждой квартире. Понятно, что таким образом он зашивался в стоимость самой квартиры, но важно было обеспечить паркингом каждого. Те, кому машино-место было не нужно, всегда имели возможность его успешно продать или сдать в аренду.

– Ренат, ты же помнишь наверняка, как Саша рассказывал о том, что паркинг вообще нереально отбить. В смысле затрат на его строительство и реальной цены продажи.

– Да, я это помню.

Мы с Вадиком рассчитывали на логическое объяснение, которого не последовало. Ренат был много опытнее нас в сфере бизнеса, и потому не доверять его решениям у нас не было оснований. Да и, в общем-то, все же не наше это дело. У каждого свое представление счастья. И исходя из своего представления, каждый будет давать советы вам. Советы для себя.

Путь тех, кто ищет настоящее, сложен. Сложен из деталей, которые откроются лишь верою в возможность исполнения. Они не пропадают в виртуальном, а если и попадают туда, то в один миг осознают ошибку и тут же начинают искать выход. Выход из темноты. Чтобы вернуться в реальность. В настоящее. Их главный аргумент – доверие происходящему. Двигаясь по своему пути, они учатся встречать то, что им дано. И благодарить за это, принимая каждый эпизод.

Используя Сашины знакомства, нам удалось посетить несколько петербургских жилых комплексов. Вот так человек, которого уже с нами нет, продолжал нам помогать. Мы встретили интересные идеи, вроде бы новые решения, но ощущение неполноценности осталось. Где-то была слишком высоко установлена ручка балконного окна, что не дотянуться. Где-то ниша под шкаф вроде была, но под шкаф неопределенного размера. Или территория двора была закрытой от машин, но не воротами, а шлагбаумом, мимо которого сновали такие, как мы, зеваки. Было видно, что строитель зачастую не думал о том, как житель будет этим пользоваться. Лишь считанные компании проявляли осознанность, предлагая готовые продуманные решения.

– Дома должен быть такой уют, чтобы тебе хотелось не только возвращаться, но и оставаться, выбирать вместо прогулки дом, – сказал я Ренату прямо перед тем, как мы все же решили закончить наши экскурсии, дабы насладиться тем, что построили пару сотен лет назад.

Построили, как выходит, в разы лучше современников. Этот город не оставляет выбора. Здесь невозможно не гулять. Особенно остро желание остаться на улице проявляется в конце лета, когда приходит понимание, что совсем скоро тепло закончится. Однако практически из года в год осенью случаются прекрасные летние дни. Начало октября, я в шортах и джинсовой рубашке с коротким рукавом (буквально на днях обрезал, поскольку порвались в локтях) поверх футболки, прохожие в плащах оглядываются. Но мне до этого нет никакого дела, я давно понял, что люди смотрят не в окно, а на календарь, не на реальное положение вещей, а на привычное.