Он самый горячий парень, которого я когда-либо видела. Это неоспоримо. Но вот так, с гитарой в руках, играя как одержимый, он больше, чем просто человек. Он — сила природы, буря, запертая в стеклянной бутылке, бушующая и отчаянно пытающаяся вырваться, и я не могу, черт возьми, отвести взгляд.

Музыка нарастает, нарастает, нарастает, с каждой секундой она все более неистовая. Как и в ту ночь в гостевой спальне, он держит меня за горло, и мне кажется, что он сжимает его. Я сжимаю ноги вместе не в силах усидеть на месте, мои соски болезненно пульсируют. Я так возбуждена тем, что вижу, что слышу, что даже не думаю, что смогу выдержать это еще хоть секунду…

Музыка резко заканчивается, обрываясь на нестройной, звенящей ноте.

Я громко ахаю.

Такое ощущение, что я просто оступилась, отвлекшись и просто упала с края обрыва. Мне приходится крепко прижать ладони к бедрам, чтобы не раскачиваться на стуле. Алекс открывает глаза, небрежным взмахом руки откидывает назад волосы, а затем насмешливо выгибает бровь и улыбается мне, как сам дьявол.

— Ну что? Никаких оваций стоя? — бормочет он.

Черт, его голос похож на гравий, грубый и шероховатый, точно так же, как музыка, которую он только что отделил от своего тела. У меня чертовски звенит в ушах.

— Ты чертовски самонадеян, Алессандро Моретти, — упрекаю я его, но у меня перехватывает дыхание, а голос дрожит от волнения.

Он слышит, какое впечатление произвел на меня. Сдерживает улыбку, вертит гитару в руках, оценивающе смотрит на нее несколько секунд, потом откладывает ее в сторону и прислоняет рядом к моей. В следующую секунду он уже вскакивает на ноги и сокращает и без того узкую щель между нами. Я вздрагиваю, когда он обхватывает мое лицо руками, откидывая мою голову назад так, что я вынуждена смотреть на него.

Алекс — возвышающийся шедевр в футболке «Kings of Leon», и, черт возьми, я хочу взобраться на него. Он глубоко дышит, а затем вздыхает, склонив голову набок и изучая мое лицо.

— Ну как? Что ты думаешь? Как это было? — Теперь он говорит с любопытством. Заинтригован. Искренне интересуется тем, что я думаю. Что за нелепый вопрос; его вопрос сродни Моцарту, спрашивающему Джастина Бибера, считает ли он «Турецкое рондо» чертовски хорошим. Я вообще-то не настолько квалифицирована, чтобы отвечать.

— Аааа. Ну, ты знаешь. Все было нормально.

Алекс дьявольски ухмыляется.

— Нормально?

— Да. Нормально.

Он кивает, все еще широко улыбаясь и проводя языком по зубам.

— Ты суровый критик, Argento. В следующий раз мне придется постараться получше.

Если у него получится сыграть хоть немного лучше, он сожжет этот чертов мир. Но я не могу найти слов, чтобы сказать ему об этом. Его улыбка исчезает с лица, серьезное выражение сменяет веселье.

— Почему мы здесь, Argento? Ты не появлялась здесь с тех пор…

С момента перестрелки. С тех пор как Алекс второпях втолкнул меня в звуковую будку и велел запереть за собой дверь. Да, он прав. Я не была здесь с того самого дня. Я была безумно напугана, когда Джейкоб, Киллиан и Сэм удерживали меня и навязывали мне себя, но этот страх даже близко не был похож на тот, что я чувствовала в той звуковой будке. Тогда я боялась не только за себя. Я так боялась за Алекса, так боялась, что с ним что-нибудь случится, что мне казалось, будто за этой изолированной, укрепленной дверью у меня случится нервный срыв.

Взвешивая каждое свое слово, я объясняю, почему хотела, чтобы он встретился со мной здесь, в месте, которое теперь преследуют темные воспоминания.

— Я решила, что пришло время вернуть себе это место. После всего, что случилось с Джейкобом, я часто приходила сюда играть в свободное время. Это было настоящее святилище. Я хочу, чтобы это снова было так. Кроме того, мне скоро придется снова начать преподавать после школы, и я не смогу хорошо работать, если буду на грани панического приступа каждый раз, когда переступаю порог школы, не так ли?

Алекс толкает меня ногой в колено.

— Но ты можешь не торопиться. Нет необходимости торопиться. Если тебе здесь неуютно…

Я оглядываюсь вокруг, рассматривая ноты, прикрепленные к пробковой доске, гаммы, написанные мелом на доске, медные пюпитры, выстроенные в строгую линию у противоположной стены, и удивляюсь, когда прихожу к неожиданному выводу.

— Хм. Я, действительно, в порядке. Пребывание здесь не повлияло на меня так, как я думала. Я подумала, что мы могли бы пообедать здесь, так как сегодня слишком холодно для трибун. Ты голоден?