— Вот дерьмо! — Парень, стоящий рядом со мной, зануда из компьютерного клуба, замечает оружие и, развернувшись, бежит к зданию школы.

Половина остальных зрителей делает то же самое, пятясь от сцены с поднятыми руками и страхом в глазах. Другая половина замерла не моргая, их ноги вросли в землю.

Рука Алекса крепче сжимает мою. Я уже вижу, как он прыгает в эту схватку, ставя себя в очередную опасную ситуацию, которая может стоить ему жизни, и ужас расцветает у меня в груди уродливым цветком. Не в этот раз, Моретти. Этого не случится. Другой рукой я обхватываю его за плечи и впиваюсь пальцами в кожаную куртку. Он тут же оглядывается на меня, в его лице появляется напряжение, и я качаю головой.

— Не надо... Боже, пожалуйста, не надо... не в этот раз.

Роза держит нож перед лицом Зен, показывая ей лезвие.

— Как ты будешь трахаться с чужими парнями, когда у тебя все лицо изрезано, сука? — сплевывает Роза. — Ты все еще думаешь, что это смешно, да? Все еще думаешь, что это твое Богом данное право пытаться взять то, что тебе не принадлежит?

Когда-то я любила Зен. Она была одной из четырех других людей во всем мире, которые действительно знали, какая я на самом деле. Я бы сделала все, чтобы защитить ее. Чуть больше года назад я бы сама набросилась на Розу, отчаянно желая убрать ее подальше от моей подруги, но теперь вокруг моего сердца поднимается холодный щит безразличия. Это действительно чертовски плохо, но есть такая вещь, как справедливость, она должна быть, и слишком многим людям сошло с рук слишком многое в Роли Хай. Может быть, пришло время людям расплачиваться за свои грехи.

Зен кричит, высокий, пронзительный, жалостливый звук, и моя холодная как камень решимость колеблется. Роза морщится, тычет ножом в лицо Зен, и я вижу решимость в ее глазах. Этим утром она здесь не для того, чтобы напугать Зен, а чтобы причинить ей боль. Наблюдать решимость на лице Розы — реально тревожно.

Когда же мы стали такими? В какой момент изнасилование, убийство и нападение стали приемлемыми для учеников этой школы? Был ли какой-то определяющий момент, который заставил одного из нас сорваться? Может быть, действия этого единственного человека тогда позволяли трем другим людям отбросить обычную порядочность и взять все, что они хотели? Может быть, все это было результатом цепной реакции боли и страдания из-за одного маленького, определяющего момента, который мог бы показаться незначительным в то время, но теперь несет ответственность за восемнадцать жизней?

Роза наносит удар, но не выполняет свою угрозу и не режет лицо Зен. Вместо этого она хватает в охапку волосы Зен, срезает и распиливает ее дикие, упругие кудри, а затем позволяет им развеваться на ветру.

— Нет! Нет, нет, только не волосы. Пожалуйста! — всхлипывает Зен.

Ее волосы были частью ее личности с тех пор, как я ее знаю. Зен — один из самых тщеславных людей, которых я когда-либо встречала. Отрезать ей волосы? Это почти то же самое, что оставить шрам на ее лице. По крайней мере, это не навсегда.

— Во имя всего святого, что здесь происходит?! — Гневный рев директора Дархауэра раскалывает воздух надвое, заглушая даже крики толпы.

Он врывается в толпу людей, его темно-синий галстук развевается на ветру через плечо. Его брюки от костюма промокли до самых лодыжек. Роза смотрит на него снизу вверх, секунду поколебавшись, но не отпускает ни Зен, ни нож.

— Мисс Хименес. Какого хрена здесь происходит? — Я никогда не слышала, чтобы Дархауэр ругался. Даже после перестрелки. Его лицо такое багровое, что кажется, будто его голова вот-вот лопнет от давления, нарастающего внутри. — Разве нам не хватит этого на всю жизнь? — требует он. — Какого черта ты здесь делаешь? Как ты думаешь, что теперь будет?

— Я не знаю, — признается Роза. — Мне на самом деле все равно, что будет дальше. Этой маленькой шлюшке просто нужно было заплатить…

— Брось нож, Роза, — скрежещет зубами Дархауэр. Его руки лежат на бедрах, голова опущена, плечи тяжело вздымаются. — Клянусь тебе, если ты сейчас бросишь нож, мы приложим все усилия, чтобы уладить это. Если ты этого не сделаешь, то ситуация будет вне моего влияния.

Зен всхлипывает, слезы текут по ее щекам. Наши взгляды встречаются на долю секунды, и впервые за целый год я не вижу в них ни отвращения, ни презрения. Меня встречает только страх.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает Роза. — Вне вашего влияния?

— Как ты думаешь, что я имею в виду? Шериф Хейнсворт уже едет. Мисс Гилкрест звонит твоим родителям, пока мы разговариваем. Если шериф въедет на эту стоянку и увидит, что ты держишь на острие ножа другую девушку, тебе будет очень плохо. Очень, очень плохо.

Роза сглатывает, вертя нож в руке. Она пристально смотрит на директора, изучая его лицо, возможно, ища какой-то признак того, что он лжет. Ее плечи расслабляются, тело расслабляется, и на секунду мне кажется, что она собирается отпустить Зен. Но затем Роза откидывает голову Зен назад, хватая еще одну гигантскую пригоршню ее волос, и безумно распиливает их, отрезая все больше и больше волос Зен острым как бритва ножом.

— Роза!

Стоящий рядом со мной Алекс качает головой, глаза его суровы, челюсти сжаты.

— Твою мать, — бормочет он себе под нос. — Это как в долбаном «Повелителе мух». Я думал, что Роли Хай — одна из самых хороших школ.

Зен всхлипывает, когда Роза заканчивает свою безумную работу, бросая последнюю прядь волос Зен прямо ей в лицо. Ее волосы острижены так близко к голове, что в тех местах, где лезвие Розы касалось кожи видны порезы; тонкая струйка крови бежит вниз по голове, следуя изгибу черепа, огибая ухо и спускаясь вниз по шее.