Ублюдок позади меня — это не более чем черная полоса, когда он отшатывается назад, за пределы моей досягаемости.

— Ну-ну, Моретти. Черт возьми. Становишься немного медлительным на старости лет? — говорит голос с усмешкой.

Я делаю шаг вперед, нацеливаясь на кусок дерьма, который пытается прыгнуть на меня, но затем мои уши догоняют мой мозг, и я понимаю, что знаю этот голос. Я очень хорошо его знаю.

Вторичный апперкот, который я собирался отправить в полет, останавливается в воздухе. Там, передо мной, одетый в кожаную куртку, которая выглядит слишком новой, и пару нелепо тесных выстиранных джинсов, стоит парень, которого я никогда не думал увидеть снова.

Ну, черт возьми!

— Зандер Хокинс. Что б я сдох. — Я не очень то рад его видеть. Это и понятно, когда я в последний раз видел этого ублюдка, он заплатил парню по имени Хорхе пятьдесят баксов за то, чтобы тот затеял со мной драку в кафетерии центра содержания несовершеннолетних. Я был почти уверен, что Зандер убьет кого-нибудь до того, как его выпустят из колонии, и закончит тем, что его задницу переведут в законную тюрьму, и все же он, бл*дь, стоит здесь. И вот это меня и беспокоит. — Какого хрена ты делаешь в Роли?

Зандер пожимает одним плечом.

— Были кое-какие дела. Меня вызвали из Беллингема. Я слышал, что ты здесь работаешь, поэтому и задержался. Думал, что не плохо бы наверстать упущенное. Старые добрые времена, понимаешь?

Зандер почти такой же высокий, как и я, с такой же сердитой искоркой в глазах. В колонии он проводил большую часть времени с парой гирь в руках или на корточках, тренируясь как дьявол. Я тоже решил скоротать время за этими занятиями... вот так мы и подружились.

— Старые добрые времена?

У меня короткостриженые ногти на пальцах, с учетом того, что я каждый день скрупулёзно играю на гитаре; если бы нет, я бы впился ими в ладони, пытаясь отвлечься от боли, пока решаю, что, черт возьми, я должен делать. В течение одиннадцати месяцев Зандер был рядом со мной, присматривая за мной, готовый искалечить каждого, кто косо на меня посмотрит. Я завел еще пару друзей во время моего заключения, но Зандер был чем-то большим. Он был мне как брат. А потом этот самый брат предал меня за день до моего освобождения? Да, это чертовски отстойно.

Зандер беззаботно ухмыляется мне. Он ни секунды не беспокоился о том, как его здесь примут. Он просто появляется здесь, плечи откинуты назад, средний палец поднят вверх на весь остальной мир и ожидает, что я буду рад его видеть. Ну, ублюдок глубоко заблуждается. Он был готов к первому удару кулака, который я ему послал. Я остановил второй. Третий появляется из ниоткуда и застает нас обоих врасплох. Мой кулак соединяется с его челюстью, приземляясь тяжело и жестко, прямо туда, куда он показал мне ударить, когда-то давно.

Боль пронзает мою руку подобно огненному столбу, оседая в моем плечевом суставе и пронзая нервные окончания в моей шее. Причинение вреда кому-то другому всегда заканчивается тем, что вредит и вам, так или иначе. Это естественный порядок вещей. Действие и следствие. Я наслаждаюсь пульсирующей болью в моей руке, радостно приветствуя ее, с готовностью принимаю компромисс, когда глаза Зандера Хокинса закатываются назад, и он падает на гребаную землю.

Вообще я редко курю. Время от времени, когда особенно раздражен, я закуриваю и смакую одну-единственную сигарету, размышляя о темных мыслях, позволяя себе всю длину этой сигареты бушевать и беситься, чтобы упорядочить мысли в моей голове и привести мир в порядок. Но когда я затушу её, все будет кончено. Я пожимаю плечами, выбираясь из темноты, отбрасывая прочь гнев, и умываю руки от любого насилия, которое позволил себе впустить в свои вены. Обычно я становлюсь намного спокойнее к тому времени, когда завершаю ритуал, но сегодня этого спокойствия, черт возьми, нигде не видно.

Я курю сигарету номер пять и все еще не могу остановить свое колено, которое подпрыгивает, как отбойный молоток. Какого хрена он здесь делает? Какого хрена ему надо? И почему, черт возьми, он околачивается здесь, чтобы увидеть меня? К тому времени, как Зандер шевелится, стоянка у бара почти пуста. Он стонет на заднем сиденье, хлопая себя по лицу тыльной стороной ладони, как будто пытается отогнать рой мух.

— Блин, какого хрена, Моретти?

Я выдыхаю полную грудь дыма и щелчком выбрасываю окурок в окно. Он шипит, когда падает на снег.

— Брось это дерьмо. Уже поздно, и я очень устал. Ты прекрасно знаешь, почему я тебя ударил.

Он хватается за подголовник кресла перед собой, используя его как рычаг, чтобы выпрямиться. Я чертовски доволен собой, когда замечаю темную тень синяка, который уже формируется вдоль его челюсти.

— Если ты все еще злишься из-за Хорхе, то ты просто тупица, — жалуется он, потирая затылок. — Это было ирландское прощание.

Я пристально смотрю на него в зеркало заднего вида.

— Не думаю, что это означает то, что ты думаешь.