Но везде, какую бы главу не открыл Мазсе, все упиралось сначала в богов, а потом в одного единственного всевидящего и всезнающего, вездесущего бога. Во всем был его замысел, была его воля.

– Эдвин. – Отодвинув книгу, обратился к сидящему рядом монаху Мазсе.

– Кто вами правит? Кроли или боги?

– Правят короли, но с позволения божьего. – Не раздумывая, произнес монах.

– Но волю вашего бога, до людей доносишь ты, правильно?

– Начал размышлять Мазсе. Он уставился на монаха, как маленький ребенок, ожидая похвалы за правильный ответ.

– В каждом королевстве есть свой епископ, а всеми епископами руководит Архиепископ. Он, подобно сератайскому царю, правит епископами, его вождями.

– Хах, понял. – Ответил Мазсе, порадовавшись такому емкому сравнению.

– Но, что я никак не пойму, у кого больше власти? У царя или архиепископа? Здесь пишется что такой-то архиепископ возложил на голову такого-то корону, и с того момента правил он двадцать лет. А уже через год идет запись, что этот король избрал архиепископом кого-то другого.

Эдвин нахмурил брови, думая, как лучше объяснить пытливому уму мальчика, о законах коронации в Восточных королевствах.

– Ни один король не имеет права надеть корону, пока не получит благословения божьего, то есть пока Архиепископ или епископ собственноручно не возложит на него венец. А когда умирает Архиепископ, то совет из двенадцати епископов выбирает нового духовного лидера. И если король Живого города его утверждает, то он занимает полагаемую ему должность.

Теперь Мазсе нахмурил лоб.

– Зачем вашим царям делиться властью с этими духовниками?

– Затем же, зачем вы просите моего совета и помощи, милорд. – Учтиво сказал монах.

– Имея в своих руках такое оружие, как вера, каждый монарх получает безоговорочную поддержку своего народа.

Мазсе вспомнил то утро, когда люди, которых ещё вчера истязал его народ, падали на колени и возносили к нему руки, а сейчас они смотрели на него, будто бы видели в нем своего заступника и защитника. Такая вера людей в Мазсе, невольно заставляло его самого верить в себя.

– У нас тоже есть вера. – Наконец-то, после долгих раздумий, сказал Мазсе.

– Но она не превращает нас в рабов.

Эдвин сжал губы, ему явно не понравилось сравнение его паствы с рабами.

– В том, чтобы быть рабом божьим, нет ничего постыдного. Когда приклоняете колено перед богом, вы прикасаетесь к его величаю. Сила его безгранична, она внушает трепет и благоговейный страх. – Начал жадно произносить монах.

– А есть что-нибудь, что может предложить твой бог кроме трепета и страха? – Надменно произнес Мазсе.

– Да, спасение души и вечное блаженство. – Холодно произнес Эдвин.

– Отче! Отче! – Спотыкаясь, вбежал в северный павильон тощий горожанин.

Он упал в ноги старику, поднял голову, и хотел было что-то сказать, но, увидев Мазсе, запнулся.

– Говори, сын мой, что случилось? – Взяв за руки, стоявшего на коленях лысеющего мужчину, спросил епископ.

– Там, там, сератае. – Он сглотнул и ещё раз посмотрел на Мазсе.

– Они убили Рилана, а теперь насилуют его жену и дочку. – Набравшись смелости, быстро проговорил, как скороговорку, запыхавшийся горожанин.

Эдвин молча перевел взгляд на Мазсе, собрался открыть рот и перевести, как мальчик сам положил руку на плечо горожанина и на ломаном восточным языке сказал:

– Отведи меня туда.

Мазсе прискакал на своей белой лошади к указанной, горожанином улице. На подступах к дому лежали шесть мертвых сератайских тел. Четверо из них были со знаком племени Мазсе на щитах, лучник с натянутой тетивой.

– Воины Партатуи. – Догадался Мазсе.

Двое других были людьми присланными Марсагетом. У ворот дома стояли двое стражников, на щитах у них красовался красный конь – знак Марсагета.

Мазсе подошел вплотную к двум сератаям, превосходящим его в росте, всем видом показывая, что его необходимо пропустить.

– Жди своей очереди, мальчик. – Смеясь, сказал стражник. Его хохот подхватил другой.

Мазсе разозлившись, ударил по уху наглецу своей рукой, одетой в кольчужную перчатку. Мазсе видел, как жестко отец расправлялся с теми, кто осмеливался не повиноваться его воле.

Стражник отшатнулся, чуть не упав. Держась за кровоточащее ухо, он начал стонать. Затем разъяренный он потянулся к своему мечу, привязанному к поясу. Не успело лезвие покинуть ножен, как Мазсе быстрым движением рассек лица неприятелю.