После нескольких минут борьбы с волнами прибоя они вошли в более спокойные темные воды. Кингсли заметил цель Джульетты - огромную базальтовую скалу в сотне ярдов от нее. Она плыла к ней совершая мощные грациозные взмахи руками и толчками длинных ног. Кингсли нырнул и подплыл к ней. Они одновременно добрались до скал и осторожно взобрались на самый высокий из валунов.

– Что это за место?
– спросил Кингсли, садясь справа от нее и поднимая руку ко лбу, чтобы защитить глаза от солнца.

– Детская площадка, - ответила она.

– Детская площадка?

– Смотри.

Она молча вглядывалась в пляшущие волны. Кингсли проследил за ее взглядом. Здесь было очень красиво: шум прибоя наполнял воздух, крики морских птиц и солнце, прыгающее по волнам.

– Там, - сказала она, указывая.
– Видишь?

Кингсли посмотрел и рассмеялся. Два дельфина выныривали над водой и пускали струю воздуха. В десяти ярдах от них поднялись еще три дельфина. Они трещали над поверхностью с невероятной силой - их гладкие тела были полны мускулов и энергии.

– В Манхэттене такого не увидишь, не так ли?
– спросила Джульетта.

– Нет, - выдохнул Кингсли.
– Если в Гудзоне и водятся дельфины, то я их никогда не видел.

Долгое время они не разговаривали, только смотрели, как играют дельфины. Но была ли это игра? Они всплывали, чтобы дышать, быстро плавали, чтобы охотиться, резвились, чтобы научиться драться. Для них это была жизнь — жизнь и смерть. Совсем не игра. И Кингсли гадал, было ли там что-то еще, что-то большее, чем он сам, большее, чем Джульетта, что-то взгромоздившееся вдалеке и наблюдающее за ним и за ней, за тем, как они сидят вместе на этом камне, как занимаются любовью в его постели, наблюдая за болью, которую он дарил ей, за поклонением, которое она дарила ему, и улыбаясь тому, что казалось спектаклем, казалось игрой. Но для него и Джульетты это не было игрой. Это была их жизнь.

– Ты можешь остаться, - наконец произнесла Джульетта.
– Здесь, на Гаити.

– Я мог бы остаться, - повторил он.
– Но зачем мне это делать?

– Ради них.
– Она указала на стайку дельфинов, которые подошли ближе к скалам. Один из самых крупных плавал прямо перед ними, его спинной плавник был испещрен старыми боевыми шрамами. Кингсли сочувствовал ему.

– Ради дельфинов? Веская причина. Что-нибудь еще?

– Может, из-за еды?

– На Манхэттене есть очень хороший гаитянский ресторан.

Джульетта рассмеялась.

– Тогда, может быть, останешься ради меня?

– Ты принадлежишь другому, - ответил он.
– И похоже, он не заинтересован в том, чтобы делиться.

– Ему не обязательно знать. Я могу приходить к тебе ночью, когда он уснет. Я могу попробовать.

Теперь она смотрела не на него, а только на воду, волны и постоянно меняющийся солнечный свет.

– Как долго ты сможешь это делать, прежде чем он узнает?
– спросил Кингсли, повернувшись к ней. Вода стекала по ее лицу. Морская воды из волос? Слезы? И то и другое?
– А что будет, когда он узнает о нас?

– Не знаю, - ответила она, - но точно ничего хорошего.

– Позволь мне помочь тебе, - сказал Кингсли.
– Пожалуйста.

– Ты не можешь купить меня, - ответила она, с грустью опустив глаза.
– Меня уже купили. Я не продаюсь.

Ее слова ранили сильнее, чем любое оружие, когда-либо использованное против него. Они причиняли боль не потому, что были лживыми, а потому что были правдой. Он действительно хотел купить ее. Хотел владеть ею. А она хотела лишь свободы, той единственной вещи, которую он не мог ей дать.

– Должен же быть какой-то способ. Позволь мне помочь.

– Просто поцелуй меня, - сказала она.
– Вот как ты можешь мне помочь.

Кингсли поцеловал ее. На вкус она была как океан, а океан - как слезы. Он обхватил ее за затылок и крепко прижал к своим губам, целуя сильнее и глубже.

– Я никогда...
– начала она и замолчала.

– Никогда что?
– спросил Кингсли.

– Я никогда не приводила его сюда. Я никого никогда сюда не приводила. Это мое тайное место.

– Тогда почему ты привела меня сюда?

– Потому что теперь ты - мое второе тайное место.
– Она положила руку на его обнаженную грудь, на сердце.

Кингсли взял ее за запястье и поднес к губам. Он поцеловал ее ладонь, повернул ее и поцеловал внутреннюю сторону.

– Я не могу отпустить тебя, - сказал он.
– Даже когда он вернется.

– Можешь, - сказала она, целуя его губы, щеку, подбородок до самого уха.
– Можешь и отпустишь. И ты вернешься домой, в свой мир, а я останусь в своем. И у нас все будет хорошо, у тебя и у меня. В конце концов. Когда-нибудь.