– Тогда ответь мне. Ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда? Хочешь?

– Конечно, нет, - запинаясь ответила Элли, напуганная и сбитая с толку.

– Это аббатство. Здесь свои правила. Обеты. И пока ты здесь, ты должна уважать это.

Вот дерьмо. Кайри.

– Мам, я не хотела...

– О нет, ты никогда не хотела делать то, что сделала. Готова поклясться, что ты не хотела спать со своим собственным священником. И не хотела заниматься сексом с ним шесть лет.

– Мы опять начинаем эту ссору? Мне было двадцать, когда я потеряла с ним девственность. Сколько было тебе, когда ты занималась сексом в первый раз?

– Я раскаялась. А ты, очевидно, нет.

– Мама, я сексуально активна. Знаю, ты не хочешь признавать, что у твоей дочери есть сексуальные мысли и чувства, но они есть.

– Конечно, есть. У нас у всех есть. Но мы же не пишем о них направо и налево, не так ли?

– Что?

– Ты думала, я тебя не поймаю?

– За чем именно ты меня застукала?
– спросила Элли, сбитая с толку больше, чем когда-либо.

Мать сунула руку в карман одеяния и достала пачку согнутых и сложенных листов.

– Ты оставила это здесь, в прачечной, на днях. И чертовски хорошо, что именно я нашла это. Мать-настоятельница вышвырнула бы тебя отсюда за пять секунд, если бы кто-то принес ей эту грязь.

Теперь Элли поняла. Ее рассказ. Ее история о Дафне и Аполлоне.

Она рассмеялась.

– Думаешь, это смешно?
– требовательно спросила мать.

– Ты нашла мою книгу, - ответила Элли.
– Вот почему ты злишься.

– О чем, по-твоему, я говорю?

– Ни о чем, - поспешно ответила она.
– Я не знала, что ты нашла ее.

– Я нашла ее и прочитала. В монастыре порнография запрещена. Ты совсем с ума сошла?

– Мама, это не порнография. Это любовный роман. Их продают в продуктовых магазинах. Последний раз, когда была в магазине, я не нашла порно. А я искала.

– Это и есть, по-твоему, романтика? Неудивительно, что ты влюбилась в этого человека.

– Да, неудивительно.
– Элли постаралась придать своему лицу выражение искреннего раскаяния. Или, по крайней мере, изобразить достойную подделку.
– Мне очень жаль. Честно. Здесь нет ничего интересного для чтения. Одна теология и политика, и мне стало скучно. А это роман, основанный на мифологии.

– В нем есть откровенный секс.

– Люди иногда занимаются сексом. Как я слышала. Время от времени. Когда они не в монастыре.

– Тебе не обязательно об этом писать.

– Не обязательно. Но я хочу.

– Ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда?

– Ну, нет.

– Тогда на твоем месте, я бы сожгла эту ересь. Сегодня же. Избавься от него, пока никто другой не нашел и не прочитал. И перестань тратить свой талант на этот мусор. Используй его, чтобы написать что-то хорошее. Когда Бог дает тебе дар, ты используешь его для того, чтобы прославить Его, а не для того, чтобы прославить грех. Или, что еще хуже, прославить себя.

– Некоторые люди не считают секс грехом, мама.

– А некоторые люди думают, что земля плоская, и что нет ничего плохого в том, чтобы позволять своему священнику бить и насиловать тебя. Эти люди ошибаются.
– Мать бросила страницы на стойку. Она указала на них пальцем.
– А теперь избавься от них, пока это не нашел кто-нибудь другой. Если снова найду их, я сама вышвырну тебя отсюда.

Элли сглотнула.

– Хорошо, - ответила она.
– Прости.

– Хорошо. Спасибо.

Мать в последний раз с отвращением покачала головой, и подошла к двери прачечной. Элли чуть не расплакалась от облегчения. Она была так уверена, что ее мать знала о ней и Кайри... но это. Грязная история? Это был пустяк.

Но...

– Мам?

Мать остановилась у двери и обернулась.

– Что, Элеонор?
– спросила она резким тоном.

– Ты правда считаешь меня талантливой?
– Голос Элли прозвучал тихо даже для нее.

Сначала мама не ответила. Она смотрела на Элли, которая поежилась под ее пристальным взглядом.

– Я прочла каждую страницу, - наконец ответила мама.

– Правда?

– Мне не нужно было читать каждую страницу, чтобы понять, что именно я читаю. Признаюсь, я продолжала читать даже после того, как сказала себе остановиться.

– Кажется, это хороший знак, - улыбнулась Элли. Ей было ненавистно то, как сильно она хотела и нуждалась в похвале матери.
– Мне было весело писать ее. Думаю... может быть... думаю, она довольно хороша.

Мать снова замолчала. Ее губы были плотно сжаты, а глаза ничего не выражали. Элли пыталась смотреть на маму как на маму, а не как на монахиню, которой та стала. Если она снимет облачение, наденет старый белый халат и снова отрастит длинные черные волосы, немного накрасится... она снова станет мамой.