— Так, может, стоило лучше смотреть? Ответ мне нужен сейчас. Ты перестанешь обвинять Матвея в том, чего он не делал, и закончишь фабриковать дела. Вообще забудешь, что он когда-либо существовал.

Роман смотрит на меня, прищурившись. Его ноздри раздражённо трепещут, пока он принимает окончательное решение. Быстро думать ему обычно не составляло труда.

— На этой неделе оформим развод, а потом уезжай из Москвы, — тихо и до странности спокойно произносит он. Так он разговаривал со мной раньше. — Посиди год без шума, а потом делай что хочешь. О тебе как о моей жене к тому времени все забудут. Может, кого-нибудь нормального встретишь. Вряд ли ты собиралась рожать от пиздюка-нищеброда.

— Мои будущие дети — это уже не твоё дело, — говорю я, поднимаясь. — Пожелала бы тебе хорошего дня, но боюсь, не хочу.

Из кабинета я выхожу, стремительно теряя зрение. Стены перед глазами дрожат и тают, и лишь серебристое пятно лифта, маячащее впереди, не даёт сбиться с курса. Я слышу, как Ирина роняет безликое «До свидания», но даже не пытаюсь пошевелить ртом. Ещё совсем немного продержаться. Дойти до машины, потянуть на себя ручку и опуститься на нагретое солнцем сиденье. Там ногам не нужно будет меня держать. Там никто меня не увидит.

Я пялюсь в лобовое стекло не менее десяти минут, и всё это время по лицу текут слёзы. Смахиваю их одну за другой, пока ладонь не становится мокрой. Странно, что никак не перестанут. Внутри такая сухость и пустота.

Нащупываю в подлокотнике салфетку, промакиваю глаза, вытираю руки. Телефон. Нужно позвонить. Я нахожу номер Разумеева в списке вызовов и нажимаю зелёную кнопку. Он связался со мной позавчера. Справился, как настроение, и между делом поинтересовался, не надумала ли я взять его проект. До него тоже дошли слухи о том, что я больше не работаю на Родинского.

— Я согласна, Аркадий, — говорю без прелюдий, заслышав деловитое «алло». — Только с одним условием.

Стелла

— Устала? — Матвей забирает у меня сумку и заглядывает в глаза.

Он всегда так делает, чтобы определить моё настроение. Знает, что на вопрос «Как дела?» я на автомате отвечу «Всё хорошо», а его такое не устраивает. Потому что в отличие от многих ему действительно интересно узнать, как у меня дела.

— Нет, не очень.

Я опускаю взгляд вниз, будто по-другому от туфель избавиться не получится. Не могу долго на него смотреть — начинаю разваливаться на части.

— Завтра я выхожу на работу. Та транспортная компания, о которой я тебе говорил.

Упрямый мальчишка. Нужно совсем немного подождать. На днях ему позвонит Голдобин.

— Не торопись. Уверена, тебе ещё поступит подходящее предложение.

— Когда поступит, тогда и буду думать. Пока попробую там. Ты голодная? Я заказал пиццу и поке.

Матвей не ест поке и называет это фастфудом для зожников. Поке ем я. Он заказал его для меня.

— Матвей. — Я вдавливаю пальцы ног в пол, старательно ища верную опору, которая позволит не сорваться. — Нужно поговорить.

Его лицо меняется за секунду, из расслабленного становясь настороженным и вопросительным. Он всё чувствует. Может быть, даже подспудно знал, что этот разговор состоится.

— Давай поговорим, — произносит с запинкой и кивком головы указывает на кухню. — Там нормально?

В этот самый момент мне отчаянно хочется попятиться назад. Выйти за дверь, прогуляться. Передумать. Оттянуть момент. Просто он такой. Рядом с ним всё становится проще и сложнее одновременно. Необыкновенный… Невероятно сильный и одновременно настолько уязвимый в своей искренности. Солнечный, притягательный, самый близкий… Поймёт ли он когда-нибудь, что всё это ради него?

Мы вместе идём на кухню. Матвей держится чуть позади, окружённый облаком напряжённости. На столе лежит коробка, источающая запах сыра и печёного теста, рядом — упаковка с грёбаным поке, который я никогда не съем. Возле кофемашины стоит чашка с воодушевляющей надписью на английском, чуть поодаль — пробковая подставка под горячее и упаковка жевательной резинки. Матвей покупает её блоками с тех пор, как бросил курить. Хочу запомнить финальную картину нашей совместной жизни.

— Так что ты хотела сказать?

Он переступает с ноги на ногу и скрещивает руки на груди. Волнуется. Ему вообще плохо удаётся скрывать свои эмоции. Надеюсь, что так всегда и останется. Миру нужны тёплые и честные люди, как он. С холодными и закрытыми одни лишь проблемы.

Глубоко вздохнуть и обязательно задрать подбородок, чтобы продемонстрировать непреклонность и решительность.

— Я переезжаю в Санкт-Петербург. Там мне предложили вести один крупный проект. Я долго раздумывала, но сегодня согласилась.