Телефон вновь трезвонит. На этот раз это мама. Я сжимаю переносицу, приводя себя в чувства, и принимаю вызов.

— Привет, дочь. Как твои дела? Не отвлекаю?

— Говори, мам, — натянуто отвечаю я.

— Да я просто так звоню. Ты сегодня в гости вроде бы хотела заехать и пропала.

— Были дела.

— Да, я так и поняла. Ты… — Мама делает паузу. — Ты сегодня снова со своим мальчиком?

С последней фразой нервы неожиданно разносит в щепки. Каждая пора на коже раскрывается, выпуская наружу накопленные отчаяние и гнев.

— Он не мальчик, мама, ясно?! Ему двадцать три!

Я с остервенением вдавливаю красную трубку в экран, вкладывая в это движение каждую бушующую эмоцию. Если до этой секунды мне казалось, что дела не окончательно плохи, то сейчас кажется, будто весь мир ополчился против. Я не хочу никуда выходить. Хочу остаться здесь без необходимости быть сильной и держать лицо. Я устала мучиться бессилием от невозможности что-то изменить, устала страдать нескончаемым чувством вины за то, что угробила Матвею жизнь, устала вздрагивать под любопытными взглядами.

Пригладив волосы, смотрю на себя в зеркало. Господи, на кого я похожа? Лицо перекошенное, глаза как у безумной. Делаю три глубоких вдоха и, отвернувшись, прикладываю телефон к уху.

— Что хотела? — отрывисто бросает муж.

— Поговорить.

К офису мужа я подъезжаю, как и условились, после обеда. Мне нравится моё состояние: оно ровное, выжженное. Эмоции спят, нет ни одного намёка на мандраж перед встречей с тем, кто задался целью испортить мне жизнь.

Продуманного плана на этот разговор у меня тоже нет. Знаю только, что держаться в стороне я больше не в силах. Всё-таки мы с Романом шесть лет вместе прожили. Хотя бы что-то человеческое должно было в нём остаться.

Ирина при виде меня взмывает вверх как выстрелившая петарда и растерянно хлопает глазами. Не знает, как себя вести. Слухи о разводе, конечно же, разлетелись по офису, и здесь мне, как раньше, не рады.

— Я к Роману Анатольевичу, — говорю сухо, избавляя её от необходимости допытываться, что мне нужно. — Он в курсе моего визита.

Не дожидаясь, пока Ира сможет сложить мысли в слова, я направляюсь к намеченному кабинету. Интересно, за всё это время она хотя бы попыталась узнать, как дела у Матвея? Или её привязанности хватало лишь на пускание слюней из-за стойки?

— Привет. — Встречаю в ответ тяжёлый взгляд мужа и указываю глазами на посетительское кресло: — Присяду?

Поза Романа становится более вальяжной: он откидывается назад и начинает лениво барабанить пальцами по столу. Нет, он ни черта не успокоился и на волну примирения добровольно спрыгивать не планирует.

Заняв кресло, я по привычке оглядываю его лицо, ища в нём признаки изменений. Наша совместная жизнь кончилась, и кажется, будто этот факт не должен пройти для нас бесследно. Но либо я плохо смотрю, либо Роман остался точно таким, как был. Не похудел, не поправился и не постарел.

— Ну так чего ты хотела? — небрежно бросает он, всем своим видом демонстрируя, насколько не рад меня видеть.

Роман чувствует себя победителем. У него всё в порядке, а бывшая жена сама пришла, поджав хвост. Матвей провёл неделю в больнице, не может найти работу. Мои нервы превратились в ссохшиеся нити. Всё идёт по плану.

— Во-первых, я хотела спросить про развод. Твой адвокат связывался со мной, но потом неожиданно пропал. Думаю, никто из нас не питает иллюзий относительно воссоединения, так что можно не откладывать формальности в долгий ящик.

Я стараюсь говорить как можно спокойнее и непринуждённее, но в глазах Романа всё равно вспыхивает недоброе пламя. Господи, он серьёзно? Его задевает, что я смею напоминать о разводе? Непременно хотелось лидировать и в этом вопросе тоже?

— Юрист свяжется с тобой в ближайшее время, не сомневайся. Развод состоится. Оттягивать я уж точно не стану.

Я проглатываю невесёлый смешок. Его лицо. Вот что имеет первостепенное значение. Даже спустя месяц после всего того, что он учинил, Романа заботит лишь его уязвлённое достоинство.

— Буду ждать. Юристу я сказала, что ни на что не претендовать не собираюсь. А второй вопрос…

В этот момент раздаётся мягкий стук открывшейся двери, и я машинально на него оборачиваюсь. На пороге в своём обычном прикиде развратной секретарши стоит Елисеева. При виде меня её идеально ровные брови подпрыгивают вверх, губы плотно сжимаются. Могла бы я улыбаться — обязательно бы ей улыбнулась. Да-да, дорогуша. Я снова к вам.