— Ты сама слышишь, что говоришь?! Ты же тоже любишь меня! Можешь даже отрицать. Я, блядь, просто это знаю!

Я вдавливаю ладонь в щёку, размазывая по коже слезу. Да, люблю. Поэтому грудь рвёт на части, и поэтому я мечтаю поскорее отсюда уйти. Ничего мучительнее я ещё не испытывала. Даже потеря беременности не сравнится с тем, что я переживаю сейчас. Потому что Матвей, в отличие неродившегося ребёнка, успел стать лучшей частью моей жизни.

— Это он тебя заставил, да? Этот мудила? Стелла… Не сдавайся ему…

Я мелко и часто трясу головой. Выдержка проёбана. Самоконтроль тоже. Мне больно настолько, что я готова выть.

— Роман тут ни при чём. Уехать — это моё решение.

— Я поеду с тобой.

Я отшатываюсь, когда Матвей пытается сократить расстояние между нами, и крепко обхватываю себя руками.

— Нет, не поедешь. Я уезжаю одна.

— Стелла… — Влажный блеск в его глазах врезается в нервы острым сверлом, заставляя меня впиться ногтями в кожу. — Не надо, пожалуйста. Всё будет только лучше… Это просто период такой. Пожалуйста, не сдавайся. Я не могу тебя потерять, когда только нашёл.

— Не подходи. Позже ты мне спасибо скажешь. Когда-нибудь ты поймёшь, что всё случилось правильно.

Я пячусь к двери, разворачиваюсь и выбегаю из кухни. Вслепую втыкаю ноги в туфли, нащупываю сумку. Здесь почти не осталось моих вещей. А те, что остались, можно просто выбросить.

Матвей за мной не идёт. И это прекрасно, прекрасно. Больше всего на свете я хочу забыть его помертвевшее лицо, разлинованное мокрыми полосками.

Стелла

— А там ты жить где будешь, Стеллусь? Квартиру тебе дадут?

В голосе мамы прочитывается волнение, которое она тщетно пытается замаскировать мягкостью. Сначала брат переехал в Австралию, теперь я улетаю в Питер. Она жутко боится остаться одна.

— Конечно дадут, мам. По прилёте пришлю тебе фотографии. От офиса десять минут ходьбы, две спальни. Сможешь приезжать ко мне, когда будет время.

— Ты вещи собрала уже?

Я кошусь на два огромных чемодана, разложенных посреди гостиной. Третий день заталкиваю в них одежду, выкладываю и загружаю более подходящую, чтобы потом повторить тот же манёвр снова. Я ни разу не переезжала в другой город. Понятия не имею, сколько всего мне может там понадобиться. Климат в Санкт-Петербурге холоднее, чем в Москве, и часто идут дожди… Положить ещё один плащ? Или парку?

До сих пор не верится. Я переезжаю.

— Почти закончила. До вылета успею.

— Я тебя проводить-то могу?

— Не нужно, мам, — как можно деликатнее произношу я, чтобы её не обидеть. — Самолёт рано утром. Я к тебе вечером заеду, и как следует попрощаемся.

Повисает пауза. То ли мама всё-таки обиделась, то ли хочет спросить что-то важное. Выясняется, что второе.

— А что с разводом?

— С разводом всё отлично. В смысле меньше чем через месяц я стану официально свободной.

Как Роман и обещал, его юрист связался со мной на следующий день. Процедура подачи заявлений прошла через интернет, и нам даже не пришлось встречаться. Ещё Виктор (так зовут адвоката) оповестил, что Роман Анатольевич оставляет мне машину и в течение месяца перечислит отступные за дом.

Всё, на что меня хватило — это слегка удивиться. Со мной Роман никогда не был скуп, но я была уверена, что в разводе ему захочется меня растоптать. Но нет. Наверное, с новостью о моём отъезде к нему наконец пришло успокоение. Для него это было действительно важно — не допустить слухов, порочащих его репутацию самодержца.

В день, когда мы подали заявление, сразу на нескольких интернет-порталах вышли статьи о том, что влиятельный российский бизнесмен Роман Родинский разводится после шести лет брака. Везде непременно указывалось, что детей у нас не было. Возможно, именно этот факт и призван объяснить причину расставания.

— Ну тебя хоть кто-нибудь проводит?

— Мам, у меня второй звонок, — вру я, подходя к окну. — Позже созвонимся, ладно?

Никто меня не проводит. Таня с Игнатом предлагали отвезти, но я отказалась. Зачем? Есть же такси.

Рука с погасшим телефоном опадает вниз, но глаза никак не могут оторваться от изображения за стеклом. Это полоска солнца, упавшая на соседний дом. Искрящаяся, тёплая, превратившая выщербленный кирпич в золотой слиток. Эксклюзивная московская зарисовка. В Питере такой не будет. Там будет что-то своё, но именно этой магии больше не повторится.

Я смахиваю нечаянно просочившуюся слезу и, глубоко вздохнув, разворачиваюсь к чемоданам. Пора уже определиться с содержимым. Два плаща или плащ и парку?