— Мамочка, у меня всё хорошо. Просто не выспалась, — не хочу её расстраивать.

— Хорошо, доченька. Мы очень скучаем по тебе.

— И я по вам. Очень.

Время потекло своим чередом. Шли часы, дни, перетекающие в недели, которые сложились в три месяца с тех пор, как я в последний раз видела Егора. Я продолжала работать в обычном режиме всё в той же клинике, но стала лишь блеклым подобием себя.

Меня съедала тоска и горечь, которые пробрались ко мне внутрь и прочно обосновались. Я скучала по Егору. По его глазам. Запаху. По колючим иголкам на его лице. По его рукам, которые меня обнимали, прижимая к своему крепкому телу. По светлым коротким волосам, подстриженным ёжиком.

Днём старалась улыбаться и не подавать всем виду, до чего же мне плохо и больно. А ночью выла, плакала, хватаясь пальцами за простыню, царапая кожу рук. На утро замазывала все раны, чтобы никто ничего не видел.

Я привыкла так жить. Почти ничего не есть и спать по нескольку часов в сутки. И не потому, что много работала, нет. А потому, что стоило только закрыть глаза, проваливаясь в беспокойный сон, как мне снился гонщик. Наша первая встреча, его губы на моих. И слова, которые съедают меня день за днём.

И как бы мне ни хотелось схватить телефон, найти его номер и позвонить, каждый раз, стоило только поднести палец к кнопке набора вызова, я отбрасывала смартфон на кровать, сжимаясь в клубок на кровати, и горько, навзрыд плакала.

Я просто не могу этого сделать, как бы паршиво и больно мне ни было. Как бы ни скучала. Я не эгоистка. И прекрасно понимаю, как важны для него эти гонки, хоть он и рискует своей жизнью. Точно так же, как и для меня моя медицина.

Но теперь я каждый раз смотрела его заезды. Сквозь слёзы в глазах, но с улыбкой на лице смотрела и гордилась тем, что он вновь и вновь приходил первым к финишу. Мне хватало и этого — знать, что с ним всё хорошо. Что он не пострадал ни в одном из заездов.

Мой образ жизни не мог пройти бесследно для меня, и вот однажды я банально упала в обморок, а проснувшись, увидела белоснежные стены и капельницу, что вела к моей руке. Возле себя обнаружила Марину, которая сидела возле моей кровати.

В горле стоял сухой ком. Я проморгалась. И, приоткрыв пересохшие губы, еле слышно прошептала:

— Марина.

Белова вздрогнула, распахнула глаза и подорвалась ко мне.

— Соня, наконец ты проснулась! Как же мы все за тебя переживали!

— Все? — голос трещал, меня было еле слышно. — Дай, пожалуйста, попить.

— Да, конечно, — подруга повернулась к тумбочке и, взяв стакан с водой и слегка меня приподняв, поднесла к моим губам. — Вот, пей.

Сделала несколько глотков, дабы смочить горло. Стало намного легче, и я вновь откинулась на постель.

— Что случилось? И кто эти все, кто за меня переживал?

— Ты упала в обморок, — поставив стакан обратно на тумбочку, Белова присела ко мне на кровать. — Прямо на работе. Мне сразу же позвонила Лена и попросила приехать, — с каждым словом подруга всё больше хмурилась. — Что с тобой происходит, Сонь? Я, Мишка, Света с Алексом — все мы за тебя переживаем. И Лена ваша эта Канаева тоже. Она мне всё рассказала.

Я отвернулась от подруги, прикрыв глаза.

— Почему ты не уйдёшь, Сонь? Разве оно того стоит? Ты же белее мела стала. Что тебя мучает? Мы же все видим это.

— Я не могу уйти, Марин. Иначе он пострадает.

— Кто он?

Из моей груди вырвался всхлип и, закрыв лицо ладонями, я заплакала. Тут же почувствовала крепкие объятия и ласку — руки Беловой поглаживали меня по голове.

— Тише, успокойся, Соня. Успокойся и расскажи всё.

Внутри всё сдавило, а дышать вновь стало тяжело. Но собрав все силы и притупив рыдания, я оторвала от своего лица ладони и, набрав в лёгкие побольше воздуха, стала рассказывать всё. Всё, начиная с Нового года.

Подруга внимательно меня слушала, то улыбалась, то хмурилась. Под конец разговора вообще была злая. И я понимала почему.

— Ты с ним разговаривала?

— Нет, — помотала головой. — Я не хочу, чтобы у него были проблемы из-за меня.

— Соня, он мужчина. И, как он говорил, — твой мужчина. И он несмотря на то, что ему рассказала Крылова, приехал за тобой в клинику. Ты дура, раз не рассказала с самого начала всё ему. Он правильно сделал, что вмазал этому Шестинскому. Мы все долго этого ждали. Но ты поступила неправильно — он должен был знать об шантаже зава.

— Я не хочу, чтобы он пострадал. Его карьера, репутация, Марин. Он звонил в первое время после ссоры, но я не брала трубку. А потом перестал. Забыл меня. Не нужна я ему.

— Дура ты, Сонь, — Белова покачала головой, смотря на меня с укором. — Вы оба дураки. В отношениях нужно доверять друг другу. А без этого ничего не получится.

И через минуту выпалила:

— Тебе нужно позвонить ему и поговорить. Всё рассказать, как есть и было. И уволиться.