Шрифт:
— Ты в порядке?
— Да. Ощущения... начинают становиться лучше.
Я снова толкаюсь внутрь, ее киска обхватывает меня мертвой хваткой. Она закатывает глаза и отворачивает голову в сторону. Губами я нахожу ее шею, кусая и целуя путь к ее рту, пока трахаю ее медленно и спокойно. Не кончать — это настоящая борьба, против которой, однако, я не имею ничего против. Когда я снова смотрю в ее глаза, они блестят.
— Ты хочешь, чтобы я остановился? — Господи, надеюсь, она не скажет «нет», потому что не думаю, что смогу остановиться, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.
— Нет. Сильнее. Еще. Пожалуйста.
Выражение ее лица говорит, что угодно, но только не умоляет, чтобы я двигался жестче. Но это то, что она просила, поэтому я даю ей это. Афина хмыкает и принимает это.
— Впусти меня, детка. Я знаю, как сильно ты этого хочешь, просто расслабься и впусти меня.
Наконец, она немного расслабляется и через несколько толчков кажется более довольной. Она приподнимает бедра и стонет громче.
— Вот так. Хорошая девочка. Ты собираешься кончить с моим членом, погруженным в тебя?
— Я не знаю. — Мне нужно что-нибудь. Я… я…
Она замолкает, потому что я наклоняюсь, чтобы всосать один из ее сосков в рот, а рукой тянусь между нами, чтобы погладить ее клитор. Афина напрягается и бьется подо мной.
— Черт, Рид! Прямо здесь.
Слава Богу, сейчас я могу продолжать в нее врезаться. Она кричит, и я трахаю ее так, будто это последний секс, который у меня будет, хватая ее бедра и погружаясь в нее снова и снова, пока ее киска не сжимается вокруг моего члена.
Она раскраснелась и вспотела, слезы катятся по ее щекам, но эта улыбка на ее лице заставляет меня потерять самообладание.
Может быть, у меня кружится голова от количества спермы, которую я только что испустил в презерватив, но пустота, которую я обычно ощущаю в груди, исчезла. Она была заменена этой девушкой. И, как ни странно, я хочу, чтобы это чувство продолжалось.
Афина
Это стоило того, чтобы подождать.
Я так рада, что никогда не занималась этим с Бобби.
Эти две мысли, вероятно, неуместны, тем более что Ромео все еще внутри меня, но я ничего не могу с собой поделать.
Он убирает волосы с моего лба — сладкий и нежный жест, который становится еще слаще, когда он прижимается к нему губами.
— Ты в порядке? — спрашивает Ромео.
Горячий, требовательный, ворчливый байкер, которого я знаю уже несколько недель, и от которого мои трусики намокали каждый раз, когда я находилась в паре метров от него? Оказывается, он жесткий снаружи, но сладкий и нежный внутри. Этот мужчина заставляет мое сердце хотеть выпрыгнуть из груди прямо ему в руки.
И это не то, чего я хочу.
Я не дура. И нет ни единого шанса, чтобы это закончилось, как в какой-то сказке, где жестокий байкер постарше и молодая девственница уезжают вместе в закат. Мы не будем делать детей — мерзость — и не собираемся вместе играть в счастливый дом — двойная мерзость. Возможно, так все и вышло для моей лучшей подруги Карины. Такой заряд электричества, как у нее с Данте, не ударит в этот клуб дважды.
Не проблема. Я все равно этого не хочу. Завтра я уезжаю в Лос-Анджелес. Ни один мужчина — неважно, насколько он горяч, неважно, что он только что лишил меня девственности и смотрит на меня так, словно не собирается выпускать из своей постели — не остановит меня.
По крайней мере, он подарил мне несколько очень приятных воспоминаний, чтобы я могла взять их с собой в Калифорнию.
— Афина, я сделал тебе больно?
Я немного извиваюсь и делаю глубокий вдох — или пытаюсь сделать.
— Нет. Но ты немного давишь на меня.
Он хихикает и откатывается в сторону.
— Сейчас вернусь.
Когда он возвращается, он голый, и я разрываюсь между попытками не смотреть на него и попытками сосчитать количество кубиков его пресса. Свободной рукой Ромео срывает с меня простыню, которую я натянула до подбородка, и садится на край кровати. Не спрашивая и не колеблясь, он раздвигает мои ноги и нежно вытирает меня теплой мочалкой.
Я сгораю от стыда из-за интимного, будничного способа, которым он совершает простые действия, чтобы двигаться или говорить.
— Сейчас ты самого красивого оттенка красного, — говорит он низким, серьезным голосом, от которого у меня внутри все дрожит.
Я осмеливаюсь поднять глаза и вижу, что Ромео смотрит на мое лицо. Мы смотрим друг на друга несколько секунд, прежде чем он уносит полотенце обратно в ванную. Когда он возвращается, то снова срывает с меня простыню, под которой я скрываюсь.