– Я счастливчик, – прошептал он.

Люси слабо улыбнулась. Она тоже чувствовала себя невероятно счастливой, но в силу усталости лишь прошептала:

– Мне кажется, пора остановиться. Прошу, скажи, что этого достаточно.

Грегори с любовью улыбнулся.

– Пора остановиться, – заявил он. – По крайней мере, я уж постараюсь.

Люси благодарно кивнула. Ей тоже не хотелось отказываться от радостей супружеской постели, но должен же найтись способ покончить с этим нескончаемым потоком младенцев.

– И как мы их назовем? – спросил Грегори, корча рожицы малышке на руках у Гиацинты.

Люси кивнула повитухе и отдала ей дочку, чтобы снова лечь. У роженицы тряслись руки, так что она боялась не удержать ребенка даже на постели.

– Разве ты не хотел назвать дочь Элоизой? – прошептала она, закрывая глаза. Они назвали всех своих отпрысков в честь собственных братьев и сестер: Кэтрин, Ричард, Гермиона, Дафна, Энтони, Бенедикт и Колин. Имя Элоиза казалось очевидным выбором для следующей дочери.

– Знаю, – ответил Грегори, и Люси поняла по его тону, что он улыбается. – Однако я не рассчитывал, что их окажется две.

Услышав последнюю фразу, Гиацинта развернулась и возмущенно воскликнула:

– Вы назовете другую Франческой!

– Ну, она же следующая, – слегка самодовольно выпалил Грегори.

Гиацинта застыла, разинув рот, и Люси бы не удивилась, если бы у золовки из ушей повалил пар.

– Поверить не могу! – воскликнула та, сердито глядя на брата. – Ты назовешь своих детей в честь всех братьев и сестер, кроме меня!

– Это просто счастливое совпадение, уверяю, – поддразнил ее Грегори. – Я полагал, что мы и Франческу обойдем вниманием.

– Вы назвали дочку даже в честь Кейт!

– Но ведь она стала нашим купидоном, – напомнил Гиацинте брат. – А ты напала на Люси в церкви.

Люси прыснула бы со смеху, будь у нее больше сил.

Гиацинте, однако, было не до смеха.

– Она же выходила замуж за другого!

– Как же ты злопамятна, сестрица. – Грегори повернулся к жене. – Она просто не может этого забыть. – Он снова держал на руках одну из новорожденных, вот только кого именно, Люси представления не имела. Да и муж вряд ли это знал.

– Малышка – красавица, хотя такая кроха. Кажется, она поменьше, чем все остальные, – заметил Грегори и улыбнулся жене.

– Близнецы всегда маленькие, – ответила повитуха.

– О, разумеется, – прошептал счастливый отец.

– А мне они маленькими не показались, – пожаловалась Люси и попыталась приподняться, чтобы взять другую малышку, но руки ее не держали.

– Я так устала, – прошептала она.

Повитуха нахмурилась:

– Роды были не такими уж долгими.

– Но она произвела на свет двух детей, – напомнил Грегори.

– Да, но у нее уже их столько было. Роды проходят легче с каждым разом, – отрезала повитуха.

– Мне нехорошо, – прошептала Люси.

Грегори передал младенца служанке и наклонился к жене:

– Что случилось?

– Она побледнела, – услышала Люси встревоженный голос Гиацинты.

Но голос золовки почему-то был тоненьким и доносился будто из длинной узкой трубки.

– Люси? Люси?

Она попыталась ответить и даже думала, что у нее получилось. Но не знала, шевелятся ли губы, и уж точно не услышала собственный голос.

– Что-то не так, – резко и испуганно произнес Грегори. – Где доктор Джарвис?

– Ушел. Его вызвали к другой роженице… к жене стряпчего.

Люси силилась открыть глаза, желая увидеть лицо мужа и заверить его, что с ней все хорошо. Вот только это было не так. Боли она почти не чувствовала, во всяком случае тело ныло не сильнее, чем обычно после родов. Люси не могла описать свои ощущения, просто что-то пошло не так.

– Люси? Люси! – Голос Грегори прорвался сквозь туман. Муж сжал ее руку и потряс.

Люси хотелось его успокоить, но она словно находилась где-то далеко. И это неприятное ощущение расползалось от живота по ногам до самых кончиков пальцев.

Все не так уж плохо, если не шевелиться. Возможно, сон…

– Что с ней случилось? – требовательно спросил Грегори. Младенцы пронзительно орали за его спиной, но, по крайней мере, розовые малышки извивались, а вот Люси…

– Люси? – Он настойчиво пытался ее дозваться, но в голосе слышался страх. – Люси?

Лицо жены побелело, губы были обескровлены. Она не потеряла сознания, но никак не отзывалась.