Шрифт:
– Макбет, брысь! – фыркнула бабушка, заметив это. Но кот словно и не заметил этого, продолжая перебирать лапами в той же расслабленной манере, пока я смотрел на него. Через минуту ему это надоело, он вытащил когти и сел рядом, вылизываясь.
– Вот сволота. – выругалась на него бабуля и обратилась ко мне, – Прогони его.
Я замахнулся на кота, тот поднял лапу и выпустил когти оцарапав меня. Мы встретились взглядами. Казалось, ранее приветливый его взгляд теперь сменился на осуждающий. Макбет поднял хвост и в гордом спокойствии ушёл. Бабушка к этому времени уже вернулась к просмотру сериала, а меня гложила обида. Я тихо поднялся и направился вслед за котом, который, едва услышав меня, побежал прочь и спрятался от меня за диваном в гостиной. Лезть за ним я не решился. Забрав закуски, я ушёл к себе в комнату, достал недочитанный рассказ и сел за него. Дверь за собой я редко закрывал до конца. Ручка иногда заедала, поэтому так было просто удобнее. Когда я улёгся спать, почувствовал, как открывается дверь, а открыв глаза, заметил едва различимую в темноте тень. Она проскользила между створок в мою комнату, запрыгнула на стул и уставилась на меня светящимися зелёными глазами. Меня парализовал страх. В глубине души я знал, что это просто кот. Но его невероятное спокойствие даже рядом с бабушкой, которая ощущалась для меня страшным и непредсказуемым человеком, пугало. Через несколько минут я привык к взгляду кота и даже уснул. Утром Макбета уже не было в комнате.
Кот приходил ко мне ночью, смотрел на меня, бродил по комнате, иногда засыпал у меня в ногах. Потом начал приходить и днём. Спал у меня на подоконнике и столе, но всё так же избегал прикосновений. Он напоминал мне Ванду, взгляды которой я иногда ловил на себе. Но, стоило мне приблизиться, как я для неё становился прозрачным. Я уже почти отчаялся завоевать её внимание. Новую возможность принес нам наш психолог, пригласив всех попробовать свои силы в театральном клубе школы. Ванда состояла в нём ещё с сентября. Она любила сцену. Как говорил наш художественный руководитель, «родилась в её свете».
И я внезапно понял, что лучший способ завоевать внимание Ванды – показать, что я тоже родился в свете сцены. Для этого мне нужно было вступить в театральный кружок, пройдя пробы настолько хорошо, чтобы сам художественный руководитель пригласил меня. И потому я готовился, заучивая наизусть сонет Шекспира.
«Что может быть лучше бессмертной классики?» – думал я, в десятый раз за сегодня повторяя то, что и так знал на зубок. Слова въелись мне в мозг, и последние пару дней снились острыми строчками, не давая мне забыть их. Кажется, я мог закрыть глаза и увидеть сонет от начала до конца. И всё равно я волновался, что забуду его, как только закрою книгу. Все мои одноклассники были не менее взволнованы. На сцене кто-то уже пытался исполнить «сияй, сияй, маленькая звезда», подыгрывая себе на скрипке – это звучало очень странно. Трое девочек повторяли какой-то странный танец с прыжками и кривляньями. Недалеко от них в странном трансе кружилась ещё одна, и я просто гадал, в какой момент они столкнутся друг с другом. Остальные либо просто повторяли как я, либо молча ждали своей очереди.
– О, ты тоже Шекспира учишь. – Раздался надо мной знакомый голос одноклассника. Кажется, это был Джеймс. Он сидел через парту сзади меня на уроках и не отличался особой любовью к учёбе. Я вообще не понимал, что он делает в театральной студии. Но Джеймс подсел ко мне. Я отодвинулся.
– Я жутко волнуюсь. – Поделился со мной переживаниями одноклассник, – Впервые буду выходить на сцену.
– Я тоже. – Решил поддержать я разговор, – Просто расслабься и не думай, что ты на сцене. Представь, что ты выступаешь у себя в комнате.
– Нет, у меня не такая хорошая фантазия. – Усмехнулся он, навязчиво заглядывая в мою книгу, – О, я тот же сонет учил.
На сей раз я решил промолчать и принялся про себя повторять выученные строчки. Где-то на середине меня прервал новый бубнёж Джеймса.
– А ты знал, что Шекспир был заикой? – Спросил он меня.
– Нет. – Сознался я и хотел уже было забыть о том, что меня отвлекли, как мой одноклассник продолжил.
– Представь себе, он был такой великий человек, а заикался. – Восторженно рассказывал Джеймс, – Но я читал, что из-за этого в его сонетах есть тайный музыкальный смысл. Если прочитать их заикаясь, как Шекспир, можно услышать музыку, до которой даже нашим современникам далеко. Вот ты смог бы прочитать так?
Я ничего не ответил, глядя на него и пытаясь понять, шутит ли сейчас Джеймс со мной или нет. Он не дождался моего ответа и тихо вздохнул, потупив взгляд в пол.
– Вот и я не смог бы. – Пожаловался парень, – А ведь это был бы верный путь попасть в театральный клуб. Я к тому что, как они могли бы не принять того, что понимает и разделяет гений самого Шекспира.
Эта мысль засела в моей голове. Просто прочитать сонет Шекспира – может каждый. А вот прочитать сонет Шекспира как сам Шекспир нужно постараться. У меня ещё были сомнения, не лжёт ли мне Джеймс, но он выглядел таким расстроенным, что не мог повторить заикания Шекспира, что я решил рискнуть.
Едва моё имя назвали, я оставил книгу и вышел на сцену, расправив плечи и уверенно подняв голову. Поначалу яркий свет слепил меня, но вскоре я привык и различил в передних рядах нашего художественного руководителя. Сзади него сидели и наблюдали за новичками уже действующие члены театрального кружка. Они все казались мне чёрными тенями в зале. Но среди них всё же виднелась Ванда. Я узнал бы её из многих. Сейчас настал мой звёздный час поразить её своим мастерством!
– Ну что у тебя. – Томным голосом спросил меня наш руководитель.
– Уильям Шекспир. – Торжественно объявил я, – Сонет номер…
– Шекспир… – Чёрная тень явно была приятно удивлена моим выбором и даже подалась немного вперёд, – Удиви же меня.
Я набрал воздуха в грудь и попытался прочитать, как представлял это в исполнении заикающегося Шекспира. Сначала в зале царила тишина. Потом сквозь моё заикание начали пробиваться чужие плохо скрываемые хохотки, пока наконец меня не остановили.
– Я сказал удиви, а не ужасни меня. – Тон тени из приятного быстро сменился на раздражённый, – Что это сейчас было?