Чай мы пили недолго — сегодня библиотека закрывалась пораньше, и нас выпроводили. К тому моменту я наконец созрел спросить у Сакуры, зачем она так бессмысленно соврала. Предполагая, что на то есть очень важная причина.

— Да просто так. Люблю прикалываться.

«Чтоб тебя», — мысленно ругнулся я, но виду не подал, ибо от жертвы розыгрыша того и ждут. Ограничился тем, что по дороге к раздевалке попробовал подставить Сакуре подножку. Она легко перескочила через мою ногу, вздёрнула одну бровь и состроила гримасу человека, обиженного до глубины души.

— Однажды ты поплатишься, как тот мальчик, кричавший: «Волки!»

— Так бог видит, что у меня поджелудочная накрылась! А вот ты лучше не ври!

— Накрывшаяся поджелудочная не даёт тебе разрешения бессмысленно врать. Нет такого правила.

— Правда? Не знала. Кстати, [одноклассник, узнавший мой секрет], ты обедал?

— Как я мог пообедать, если ты меня утащила? — сказал я со всем сарказмом, на какой был способен, и тут мы дошли до обувных шкафчиков.

— Что дальше?

— Зайду в супермаркет, куплю чего-нибудь перекусить, потом домой.

— Раз ты пока еду не готовил, можем поесть вместе. Папа с мамой сегодня в отлучке, только деньги оставили.

Переобуваясь, я подумывал презрительно отвергнуть её предложение, но ответа так и не дал. Не смог сочинить убедительный отказ. К тому же помешало вчерашнее искреннее ощущение, что мне «пусть чуть-чуть, но было весело».

Надев туфли и несколько раз притопнув, Сакура изо всех сил потянулась. Сегодня небо заволокли лёгкие облака и было не так жарко, как вчера.

— Ну так что? Я много куда хочу попасть до того, как умру!

— Будет неловко, если нас снова заметят одноклассники.

— О! Вот оно! Вспомнила! — неожиданно громко воскликнула она. Я подумал, что у неё помутился рассудок, повернулся и увидел, как она, хмуря брови, разыгрывает недовольство. — Ты, [мой друг-одноклассник], сказал, что мы с тобой не особо дружим. Притом что в выходной мы гуляли вместе!

— Ага, сказал.

— Я тебе что вчера написала? «Друзья до гроба», помнишь?

— Мне как-то всё равно. Я ещё могу потерпеть, когда одноклассники на меня глазеют, но не хочу разговоров и расспросов.

— Но обманывать-то зачем? Сам же вчера говорил: важно то настоящее, что внутри!

— Раз важно то, что внутри, обманывать можно.

— Опять двадцать пять!

— К тому же я о тебе забочусь, боюсь проговориться о болезни. Вот и соврал бессмысленно — как ты. Меня не ругать, а хвалить впору.

— Ммм… — она выглядела как маленький ребёнок, задумавшийся над чем-то чересчур сложным. — Не сходятся у нас взгляды.

— Возможно.

— И не только на еду. Тут проблема глубже.

— Тут проблема политическая.

Она захохотала — похоже, её настроение вновь улучшилось. Простота и умение моментально переключаться — вот, должно быть, две причины, почему у неё полно друзей.

— Так что с обедом?

— Могу сходить с тобой. А ты? С друзьями не хочешь погулять?

— Я же не вычёркиваю их из планов. Мы договорились на завтра. Но только с тобой мне не надо скрывать болезнь поджелудочной, и оттого мне легче.

— Передышка, значит.

— Ага. Передышка.

— Что ж, ради помощи нуждающемуся составлю тебе компанию.

— Правда? Ура!

Ради передышки придётся пойти. Ради помощи нуждающемуся — даже если нас обнаружат одноклассники и дело запахнет неприятностями. Наверное, и ей нужно где-то выплёскивать свои секреты. Ничего не поделаешь.

Да, я — тростниковая лодка.

— Куда идём? — спросил я.

Сощурившись и рассматривая небо, она ответила в радостном предвкушении:

— В рай.

«Откуда в нашем мире, высасывающем жизнь из девушек-старшеклассниц, возьмётся рай?» — озадаченно подумал я.

Когда мы зашли внутрь, я наконец-то пожалел, что за ней увязался. Однако понимал, что обижаться на неё было бы нелепо. Сам виноват. Сказалось отсутствие опыта: я избегал общения с людьми, меня никуда не приглашали, и потому я не почуял подвоха. Откуда мне знать, что, когда имеешь дело с другим человеком, его планы подчас идут вразрез с твоими намерениями и обнаруживается это слишком поздно? Назовём это так: мне недоставало навыков антикризисного управления.