Шрифт:
– Нет, нет. Мы с Софьей Антоновной справимся, – успокоил девушку профессор и добавил на всякий случай: – Ничего особенного, возможно, дело ограничится обычной консультацией.
«Оно и к лучшему, что Лидочки не будет. Незачем ей знать о такой дорогой клиентке», – подумал Самойлов-Дмитриевский и почесал затылок пластиковым треугольником, что обычно означало крайнюю степень удовлетворения положением дел в клинике и на сопредельной территории. Впрочем, клиника – слишком громкое название для частного кабинета пластической хирургии, рассчитанного на две операции в день и обслуживаемого всего одним врачом-косметологом, то есть самим профессором. Помогала ему обычно его бессменная ассистентка Софья Антоновна. Незаменимая, надо сказать, на всех операциях. Кроме них и совсем ещё юной Лидочки, в штате имелись: флегматичный охранник Вася, время от времени отлучавшийся на пять минут за сигаретами в киоск через дорогу, и приходящая бухгалтерша с большим опытом и блестящими рекомендациями. Несмотря на малочисленность коллектива и небольшую пропускную способность, клиника «Секрет Афродиты» стремительно завоёвывала популярность. Исключительно благодаря особому методу «пластического ваяния», давшему блестящий результат на первых же двух операциях.
Профессор ещё раз поскрёб голову треугольником, довольно потёр узкие ладони и захлопнул журнал «Красота и здоровье», лежавший до сих пор раскрытым на статье о «новом методе, дающем каждой женщине шанс на счастье».
***
Девушка появилась ровно в половине четвёртого. Вполне миловидная, с правильными чертами лица, пропорционально сложена, тем не менее, она обладала неброской внешностью. Возможно, в этом и заключалась её проблема.
– Здравствуйте! Я Ирина Смирнова, – произнесла посетительница очень приятным голосом с лёгкой хрипотцой. – Это мне вы назначили время операции вчера по телефону. Вот все справки и документы. И деньги: тридцать тысяч евро, если я вас правильно поняла.
– Давайте-ка рисунок вашей модели, – уклонился от слишком прямого ответа профессор. – Посмотрим, сможем ли мы сегодня сделать ваше личико. Иногда ввиду сложности приходится производить довольно длительную подготовку.
– Но доктор! – в приятном голосе пациентки зазвучали тревожные нотки, глаза влажно заблестели. – Каждый день промедления для меня подобен смерти.
И она протянула лист бумаги с изображением женского лица, аккуратно расчерченного на пронумерованные квадраты. Пётр Петрович удивлённо поднял глаза на Ирину Смирнову: лицо на рисунке было знакомо ему с давних пор.
– Она ничем не хуже любой кинозвезды, – спокойно, хотя и с некоторым нажимом, сказала Ирина, заметив его удивление. – Но не так банальна, как растиражированная Мэрилин, и не так узнаваема, как Софи Лорен.
Профессор вдруг подумал, что эта Смирнова напоминает ему какую-то актрису. Нет, скорее певицу. Не слишком знаменитую, но известную. И этот голос, голос…
– И пропорции моего лица не вызовут у вас значительных затруднений, – добавила девушка уже с некоторым беспокойством.
–Ну что ж… Софья Антоновна, возьмите у госпожи Смирновой бумаги и подготовьте приборы. Гель № 3, а вот эликсира придётся использовать две дозы: модель довольно сложная и нестандартная, – профессор дал привычные распоряжения ассистенту и обратился к пациентке: – А вы, милая, посидите спокойно в кресле, выпейте стаканчик травяного чая, полистайте журналы. Всё необходимое вы найдёте в шкафчике возле кресла.
«И не будем вносить её в регистрационный журнал. Отсутствие Лидочки весьма кстати. Пусть эти деньги будут в резерве. С новым оборудованием так много проблем», – подумал Пётр Петрович и отправился готовиться к процедуре…
Глава вторая, в которой Марине Лазаревой почти делают предложение
«Для криминалиста нет большего греха, чем выбалтывать свои секреты»
Фридрих Дюрренматт «Судья и его палач»
После недели удушающей жары город накрыли тяжёлые мрачные тучи. Все замерло в ожидании дождя, а он никак не начинался. От сгустившегося влажного воздуха стало совсем нечем дышать. Хорошо, что сегодня только суббота, а впереди ещё целая неделя отпуска: я взяла работу на дом, но особенно надрываться не собиралась. Так что можно было посидеть в кресле у открытой двери лоджии, пытаясь вдохнуть из недвижного воздуха с улицы хоть глоточек невыжатой свежести.
Несмотря на духоту, я наслаждалась покоем, бездельем и одиночеством. Только вчера отправила Сашку к маме на дачу, и теперь располагала собой во всех смыслах этого выражения. Однако пока мне ничего не хотелось, было лень даже отправиться в гости. Даже читать книгу или слушать музыку.
Сашка закончила пятый класс со своими обычными тройками, ровно наполовину разбавленными пятёрками. До нейтральных хороших оценок моя дочь никогда не опускалась. Я подозреваю, что место троек вполне могли бы занять и двойки, не будь я матерью-одиночкой. Сказать по чести, у меня самой не поднялась бы рука поставить двойку единственному ребёнку тяжело работающей незамужней женщины. Правда, лёгкой и хорошо оплачиваемой работы не бывает. А моя деятельность оценивается весьма неплохо: при нынешнем издательском буме корректоры всегда обеспечены работой, а если ещё подрабатывать переводами…
Мои ленивые и никчемные размышления были грубо прерваны назойливым звонком в дверь. Выбралась я из кресла не сразу, надеялась, что незваный гость утомится давить на кнопку и уйдёт. Но посетитель всё никак не уставал. Напротив, он стал изощряться: три длинных, три коротких, пауза – и снова это же безобразие. Мне ничего не оставалось, как пойти и открыть. Настырным посетителем оказался мой давний знакомый Потапов Александр, верзила и простак, засидевшийся в женихах, профессиональный сыщик. (Терпеть не могу банального: следователь.) В свободной левой руке он держал большой гвоздичный веник умеренной лохматости, кисть правой руки по-прежнему лежала около звонка.