Шрифт:
Пока же впереди была ночь.
Истерзанная и счастливая, вернувшаяся из купальни Белла, вдоволь нахихикавшись дурацким шуточкам мужа, уснула быстро, глубоко и крепко, спеленутая его руками и толстым покрывалом.
Поддавшись умиротворению, ночным шорохам дома и мерно падающему за окнами крупному снегу, Дьорн задремал и сам...
...как вдруг резко проснулся. "Все сонинки растеряв!", как когда - то говорила его мать.
Жена спала рядом, перевернувшись на спину и слегка повернув голову набок. Одной рукой Белла прикрыла лоб, другую небрежно откинула на шею бастарда.
Во сне леди Патрелл раскрылась, разметав волосы и сбив покрывало прочь, угол его почти сполз на пол.
Пламя слегка ворохнулось в догорающем камине. Где - то в дальнем углу пискнула мышь, зашуршав чем - то видимо, вкусным.
Дьорн Патрелл приподнялся на локте и распахнул глаза ровно ставни в погожий день.
На обнаженном животе Беллиоры лежала прекрасная, невероятно чарующая и свежая лермийская гортензия. Бутон цветка только еще начал раскрываться...
Глава 19
По истечении последующих нескольких дней ничего особенного не случилось.
Платье для визита к Правителю было уже почти готово. Швеи, руководствуясь "эскизами" хозяина особняка и ценными указаниями, вроде "мать вашу маграхи драли, но чтоб было как я сказал", внесли в наряд кое какие, мелкие правки.
Беллиора была этим недовольна. Примерив окончательный вариант, смётанный и утвержденный мужем, скривила кислую мину и заявила, что похожа в "этом убожестве" на сиротку из приюта, матроннессу шестидесяти лет, решившую навестить внуков и похоронный колокол сразу.
– Не нравится?
– переспросил лорд.
– Нет, Дьорн. Это... нонсенс какой - то, а не платье. Меховая пелерина, к примеру. Для чего она здесь? Это утяжеляет фасон!
– Зато защищает от холода твое дохлое тело, - парировал муж - На улице зима, Белла. И потом, трясти голыми сиськами можешь в спальне, при мне. При всех, в огромной зале этого делать не следует. Но, если тебе не нравится платье - что ж, мы всегда можем отказаться от визита. Можно сшить тебе то, что ты хочешь! Ходи в нем дома. Устраивает?
Леди Патрелл это не устраивало.
Надувшись, как лягушка весной на болоте, она прошипела мужу что - то нелестное по поводу его уровня воспитания, образования и характера.
– Так я с тебя беру пример, Беллиора, - развел руками лорд - Если урожденные аристократы вроде тебя частенько ведут себя неподобающим образом, то нам, сермяжным, куда деваться? Вот так ворчать, как ты, это... у высшей знати так принято, да? Какая - то новая мода? Хм... Ладно, придется мне постараться допрыгнуть до этой мерки...
Белла покраснела от злости, надула щеки и... вдруг разулыбалась, совсем не собираясь улыбаться.
Неожиданно стало смешно обоим.
– Я пффф... прошу прощения, Дьорн. Пххх... Пф!
– Вот и умница. Переодевайся, пошли чай пить.
Такие отношения странной пары нравились окружающим более чем!
Дьорн не срывался на слугах и мебели, а кислая мина Беллиоры не добавляла сложностей в и без того сложное существование этого мира. Даже и в доме стало поспокойнее. Меньше странностей. Меньше странных цветов, меньше теней в углах и неприятных шорохов... Меньше легких шагов на лестницах по ночам, именно тогда, когда каждый, слышащий их уверен, что "там, на лестнице" ходить некому. Или "там, в холле", тоже некому ходить. Все же спят, кто может разгуливать по коридорам и жестким коврам, да еще и напевая иногда мелодии, не вызывающие ничего, кроме ужаса и неприятия?
Часы Вильярда также вели себя спокойно. Уйдя немного назад в ТОТ раз, послушно вернули привычный ход и теперь, ровно отсчитывая часы, минуты и секунды, двигали время так, как им надлежало. Веселый парень - часовщик не нашел в механизме ничего криминального, кроме разве что пыли и тенёт. Успокоив всех, что "так бывает", почистил и смазал множество ведомых лишь мастерам колбочек и шестерней от грязи.
– Нас переживут те часы! Хороший аппарат.
Тот тут же поддакнул своему лекарю громким боем...
Жизнь, наверное, налаживалась. Если же и нет, то входила в какую - то монотонную, спокойную колею, подчиняясь терпимым отношениям между хозяевами поместья и ходу старых часов.
О последнем на его памяти, странном событии, Дьорн решил не говорить своей взбалмошной супруге. Да и вообще никому. Полурасцветшая гортензия на обнаженном животе Беллиоры должна была остаться в прошлом.
Был ли лорд трусом или проявлял малодушие в те, снежнобезмятежные дни? Трудно сказать. А только того, что уже ушло, воскрешать и ворошить ему не хотелось.