– Эми, ты собираешься на то прослушивание в эти выходные, о котором говорил твой отец?
– спрашивает мама, втыкая вилку в свой салат.

– Ммх, - киваю я, гоняя помидоры по тарелке. — Это просто маленькая роль для нового предстоящего шоу на Нетфликс, но было бы очень весело сыграть в нем.

– О, да?
– Мэддокс встревает в наш легкий разговор.
– О чем оно?

Я легонько откидываюсь на спинку стула.

– Молодой детектив, которая начинает работать в полиции, но у нее есть суперспособности. Это чем-то напоминает Марвел, но думаю, это будет отличным началом… Больше, чем отличным, на самом деле.

Я смотрю на маму.

– Ты достала пончики?

Стэйси прочищает горло.

– Выглядит немного неправдоподобно, правильно?
– затем она смеется, вероятно, надеясь, что все присоединятся к ней, только никто больше не смеется и она остается выглядеть как дура. Внезапно останавливается и затем снова прочищает горло.
– Итак, как ты развлекаешься? На чем специализируешься?

Такое чувство, что это допрос, но я все равно отвечаю, потому что меня на самом деле не волнует ни она, ни ее сучье отношение. Я хорошо знакома с дрянными девчонками, и есть одна вещь, которую они всегда забывают; им есть, что терять, в отличие от нас. Их гордость, имидж, все эти пластиковые штуки, о которых они слишком много заботятся - они боятся это потерять, в отличие от девушки, которой на все это насрать.

– Я развлекаюсь, катаясь на скейте, и, как говорила ранее, я специализируюсь в изучении драматической литературы и написании сценариев.

Стэйси замирает, слегка приоткрыв рот, затем моя мама снова приходит на помощь.

– Это правда, моя девочка умная. Полагаю, мне повезло, что она проводила больше времени в скейтпарках и меньше на вечеринках в школьные годы.

Я похлопываю маму по руке из-под стола.

Вмешивается Аквамен:

– Ты горячая и умная?
– затем он делает паузу, переводя взгляд с меня на Мэддокса.
– Тот парень, с которым ты встречаешься, должно быть, счастливчик.

– О, нет, - снова вмешивается мама. В этот раз, думаю, я буду намного более раздражена, чем в прошлый.
– У нее была всего пара парней, не правда ли, милая?
– она кладет свой нож и вилку на стол и кажется, обдумывает то, что собирается сказать. Я стараюсь широко раскрыть глаза, глядя на нее, как бы говоря, заткнуться, черт побери, но она резко отмахивается от меня.
– О, его звали Шейном.

Я съеживаюсь, еще больше сползая вниз на своем стуле.

– Мам…

– Я уверен, она не хочет говорить об этом, любимая, - вмешивается Эллиот.

Он прав, не хочу. Эллиот, кажется, приятный мужчина, немного жесткий по краям, но мягкий в середине. По крайней мере, я так думаю, особенно когда он смотрит на мою маму или на своих сыновей. Я чувствую себя опустошенной, поэтому привлекаю внимание мамы, когда горничная приходит, чтобы забрать наши грязные тарелки.

– Я чувствую себя немного уставшей. Прошлой ночью мне не удалось хорошо поспать, - мое оправдание вылетает само собой из ниоткуда. Трем парням, сидящим за столом, это может показаться издевкой над Мэддоксом, хотя я и не хочу этого.

– Ты каталась на скейте? Должно быть, устала, - неосознанно спрашивает Стэйси, ее хмурый взгляд прикован ко мне. Я хочу закатить глаза на ее банальность.

Вульф усмехается.

– Она на чем-то каталась…

Я чувствую, как горят мои щеки. Мне не терпится выбраться из этой комнаты, с каждой минутой кажется, что кислорода становится все меньше и меньше. Я почти уверена, что умру здесь.

– Ох, ты не хочешь свои пончики?
– мама переводит глаза на меня.

Я качаю головой, внезапно мысль о побеге звучит куда привлекательнее, чем впиться зубами в глазированное жаренное тесто. Или лучше второй вариант? Да, да, лучше. Я начинаю обдумывать план побега, с помощью которого вернулась бы в общежитие.

– Нет, все в порядке.

– Но они со вкусом тирамису, - гордо объявляет мама, прежде чем продолжить.
– Будучи ребенком Аметист никак не могла ими насытиться. Я каждый раз их ей покупала, но только тирамису. Странный любимый вкус для ребенка.

Я нежно улыбаюсь маме. Даже если сводит меня с ума, она многое может дать, и она умеет любить.

– Все хорошо, мам. Я хочу просто отправиться в кровать.

Я невольно перевожу взгляд на Мэддокса, который сейчас оглядывает стол, будто ищет что-то, затем незаметно замирает. Он сжимает кулаки, когда медленно поднимает глаза на меня. Мэддокс приковывает меня взглядом.

– Что это за песня… знаешь, та самая…

Что?

– Песня?
– я рассматриваю его.
– Какая песня?

Он начинает напевать, и я немедленно отвечаю, раздраженная его трюками.

– «Fly Away» Ленни Кравица.

Я иду, чтобы поцеловать маму в голову, когда чувствую, как атмосфера сменяется до смертельно холодного уровня. Кто-то открыл окно? Моя кожа покрывается мурашками, когда я медленно оглядываюсь на него. Его лицо стало бледным, глаза безжизненные. Теперь он смотрит прямо сквозь меня, вместо того чтобы смотреть на меня.