– Просто столько всего осталось недосказанного и недоделанного. Я всегда чувствовал, будто ее ограбили той ночью, потому что… - он замолкает, прочищает горло, - потому что она только что выяснила о романе моего отца с твоей мамой. Мама была так зла, я никогда раньше не видел ее такой. Я даже не был напуган, что она плакала так сильно, или что стрелка спидометра превышала сотню в восемь часов вечера. Я был в ужасе, потому что в первые за восемь лет своей жизни, видел, как моя мама распадается на части, и не мог собрать ее воедино.

Мое сердце сжимается в груди, когда я возвращаюсь к Мэддоксу, которого помню. К восьмилетке, который позволил мне находиться в его роскошном Линкольне и даже сидел в нашей побитой Тойоте - только чтобы послушать со мной музыку. Слезы грозят пролиться в уголках моих глаз, но я быстро сглатываю их, боясь, что не заслужила, или что он не примет их.

– В любом случае, - продолжает Мэддокс, меняя локти.
– Это было секундой позже, после того, как она завернула за угол слишком быстро и обернула нас вокруг дерева.

– Мэддокс… - шепчу я, не осознавая, сколько эмоций выдает мой тон.

– Аметист, я не рассказываю тебе это из-за сострадания, - сглатывает он. Я смотрю, как подскакивает его адамово яблоко.
– Я говорю тебе это потому, что сожалею.

– Сожалеешь? Из-за чего?

Из-за чего он может сожалеть?

– Из-за того, как я себя вел прошлым вечером. Я сорвался на тебя, хоть и не должен был. Мне жаль, - он смотрит обратно на меня.

Я мягко ему улыбаюсь.

– Все хорошо. Друзья?

Парень вглядывается в мое лицо, его глаза смягчаются. Взгляд становится ленивым, когда он переводит его к моему рту, прежде чем поднять снова.

– Да, детка, друзья звучит хорошо.

Я встаю.

– Катался на скейте когда-либо раньше?

Он замирает.

– Нет, и меня это устраивает.

– О, да ладно… - я толкаю его своим бедром. Встав на цыпочки, наклоняюсь и губами касаюсь его уха.
– Поживи немного…

– Если бы я был тобой, то следил бы за твоей близостью, друг; и я живу просто прекрасно.

Я опускаюсь обратно на свои ступни, борясь с покалывающим чувством, что начинает закручиваться глубоко в моем животе.

– Ладно, как насчет этого… - он берет доску у меня.
– Если я спущусь по этой рампе, не упав на задницу, ты придешь на мой следующий бой через три недели…

– Я не люблю бои…

– … мне не нравится кататься на скейте.

Сужаю глаза, глядя на него.

Он делает то же в ответ.

– Что выберешь, Рози?

– Хорошо, - я соглашаюсь.
– Потому что не могу дождаться, чтобы увидеть, как ты упадешь на свой зад.

Прогиб глубокий, нет никакого шанса что он не упадет, как новичок.

Медленно изгибает губы в ухмылке. Это так самоуверенно, что на секунду я вижу, какой он, поэтому быстро смотрю вниз на рампу. Да нет, у него нет ни одного долбаного шанса - он опрокидывает доску на край рампы, умело на нее опираясь.

– Что?

Мэддокс облизывает губы, подмигивает и говорит:

– Мои парни заберут тебя в семь, принцесса, - затем наклоняется вперед, и я смотрю, как он плавно не только опускается по рампе, но и поднимается к хафпайпу, переворачивается назад, а затем снова опускается вниз.

Я смотрю вниз, на яму рампы.

– Ты жульничал!
– кричу я, хотя не могу сдержать дурацкой улыбки, образующей ямочки на моих щеках. Они горят от гордости.

Он хихикает, показывая мне средний палец.

– Можешь убеждать себя сколько хочешь, принцесса.

В КАМПУС Я ВОЗВРАЩАЮСЬ КУДА СЧАСТЛИВЕЕ, чем чувствовала себя, когда уезжала. После того, как Мэддокс исповедался моей заднице на хафпайпе, он уезжает, чтобы успеть на свое последнее занятие. Я быстро отправляюсь в спортзал, в попытке сжечь всю еду, которую съела. Сегодня кое-что узнала, и тренировка только помогает моему мозгу обработать все мысли.

Например, одна из вещей, с которой я смирилась - ты можешь не успеть. Думаю, он мне уже нравится. А переставал ли с того момента, как мы были детьми? Самое паршивое в том, чтобы встретить кого-то в юном возрасте то, что эта влюбленность может с возрастом перерасти в одержимость. Это либо проявляется, либо ты просто перегораешь. Не думаю, что последний вариант — это то, что произошло между нами с Мэддоксом. Тот факт, что мы переспали, возможно, тоже не поможет. Это дерьмо. Я ненавижу быть человеком. Очевидно, он уже достаточно нравится мне, чтобы звать его другом. Но даже если я захочу, дальше это не продвинется. Связь наших семей, очевидно, глубже, чем я сначала предполагала. Не то, чтобы мне нужно было беспокоиться о том, что это во что-либо перерастет. Как Лейла и сказала, он не тот тип парней. Мне действительно следовало уделять больше времени социальному аспекту в колледже, тогда, я бы, возможно, знала бы, с чем столкнулась, когда дело касалось братьев Стоун. Я всегда держала голову опущенной, и мне стыдно признать, что, если даже проходила мимо них в кампусе прежде, ни на одного не бросала взгляд второй раз. Все дело в том, что я не знаю своего окружения, как следовало бы. В моей голове есть миссии и, если вы не включены в мою ежедневную задачу, вы, вероятно, не будете мной замечены.