"Господи, чем я занимаюсь? Этот дроу совсем мне голову вскружил! Кругом враги, в любой момент нас могут поймать, а я стою и в углу с ним обжимаюсь!" - мысленно отругала я себя. Но увещевания не действовали, поцелуй был слишком сладким и желанным.

– Знала бы, раньше запретила тебе сдерживаться!
– прошептала я ему в губы, на миг прервав поцелуй.

Дроу тут же свел на нет разделявшие нас миллиметры, возобновляя его и перехватывая инициативу.

– Черт, ну почему ты мне раньше не сказал, что сдерживаешься?
– укорила я дроу, когда мы все-таки смогли опустить друг друга из объятий.

– Ты не спрашивала, - ответил он, будто это, в самом деле, была основная причина.

– Ну, если бы у меня была инструкция, как обращаться с дроу, я бы знала, что спрашивать!
– возмутилась я.

– Я тебе напишу, - опрометчиво пообещал Дэнэль.

Я удивленно взглянула на него, совсем не ожидая такого ответа.

– Кажется, этот запрет - это лучшее, что я сделала, - все еще пораженно сказала я, и бесшумно рассмеялась, делая полшага в сторону от дроу. Дэнэль смутился.
– Не думай, что я забуду!
– снова придвинувшись поближе к нему, устрашила я.

Мы вернулись в галерею, благо шум уже стих не только для моих ушей, и продолжили путь. До конца оставалось совсем чуть-чуть, и я очень надеялась преодолеть это расстояние без приключений. Эта галерея, может, и была шедевром архитектуры, но нервы мне потрепала не меньше чем зал, в котором мы с Дэнэлем потерялись.

Но все-таки она кончилась, и мы стояли перед единственной дверью на всем нашем пути через башню. Долго медитировать на нее было опасно, но и вход без подготовки обдуманным поступком назвать было нельзя. Услышать что-либо за ней Дэнэль, как ни пытался, не смог, магии на ней я тоже никакой не обнаружила. Дверь выглядела самой обычной, не сулящей никаких проблем, к тому же на пробу она оказалась незапертой. Впрочем, это было слабое утешение.

– Кого там еще Темный принес?
– послышался грубый окрик из примыкающей к помещению, в котором мы оказались, комнатки.

Дэнэль бесшумно вытащил сехашесс из ножен, я же, с трудом убедив себя отказаться от магии, вытащила лук и наложила на тетиву стрелу.

Опустошенность. Это слово лучше всего описывало внутреннее состояние дроу. Прошедший день лишил его всех душевных сил. К сожалению, он слишком поздно понял, что исчерпал свой резерв, что кончилась его проверенная годами выдержка, что контролировать себя уже не получится, как ни старайся, о чем только не напоминай, и чем только не кляни самого себя. Василиса что-то сломала, причем давно уже сломала, просто силы, удерживавшие разломанные кусочки рухнувшего мира, кончились именно сейчас. А он не заметил. Миг, когда он рванул ей наперерез, он помнил хорошо, а еще помнил, что точно для себя решил, что не имеет права идти за ней. Вот только "не имеет права" и "не пойдет", внезапно оказались никак не связаны друг с другом. Голос разума тонул в море чувств, а те утверждали, что если Василиса уйдет, то ее уже нельзя будет вернуть. А он хотел быть с ней, и хотел именно тем неправильным способом, на котором она настаивала. И этому страстному желанию было тоже наплевать на все доводы разума. Впрочем, осознание собственной обреченности от этого никуда не делось. Да, он не мог держать себя в руках, но и последствия тоже ждать себя никогда не заставляли. И он спешил насладиться моментом, вкладывая все свои чувства в поцелуй, без оглядки, зная, что это конец. Но Василиса... Василиса! И этим все сказано.

А дальше все покатилось в тартарары по намеченному пути. Дэнэль уже не пытался себя контролировать. Это было бесполезно чуть более чем полностью. Он настолько был сбит с толка, что потерял всякое чувство реальности. Он уже не знал как правильно, не знал, как нужно, как должно, и... показал ей себя, каков есть. С трудом отдавая себе отчет в своих действиях, мужчина видел перед собой только ее глаза, не имея возможности им сопротивляться. И пришел к закономерному результату.

"Да, я идиот, псих и полный дурак. Нет, много хуже! Мало того, что я построил сам себе жертвенник, и даже мало того, что я сам на него лег, я еще и привязал сам себя. Темный, лучше бы я оказался прав, и Василиса оказалась такой же как и все они!
– бился в мысленной агонии мужчина.
– Это же... Я же... Я окончательно сорвался, я столько всего наговорил ей, я столько всего сделал!!!"

Всего этого было более чем достаточно, но весь вечер, казалось, проходил под знаком "хуже всегда есть куда". Будто бы всего того что он уже сделал было мало. Будто у него был хоть единый шанс как-то это исправить или хоть бы объяснить. Будто он не выдал себя с потрохами, не отдался на милость невозможной эльфийки, сведшей его с ума. Он был уверен, что рехнулся. Ведь только сумасшедшим бывает так хорошо, и только сумасшедшие говорят о любви. А он был на вершине блаженства, был переполнен запретными, запредельными чувствами, и он сказал о них вслух... Точный и короткий удар острого кинжала в грудь. После такого уже не живут, но умирают долго и мучительно на жертвенном алтаре. Он нанес и этот удар себе сам.

Утро наступило неумолимо. События ночи не то что не стерлись, но даже не померкли в памяти дроу. Он отчетливо помнил каждый гвоздь, забитый в крышку своего гроба, как говорили люди. Впрочем, после признания в любви, закапывание заживо не пугало его. Да его, казалось, уже ничто не пугает. Ночь заставила его испытать столько всего, что сейчас он чувствовал лишь опустошенность и обреченность. А потом проснулась Василиса и озвучила свой приказ...

"Темный! Ну почему стоит мне подумать, что я на самом дне, как ты мне немедленно являешь, что можно спустить еще глубже?! Почему всегда только все хуже и хуже? Почему не может быть лучше?
– мысленно завопил дроу, и сам же себе ответил, что Василиса показала ему, что не только хуже есть куда, но и лучше. И все лучше, и лучше, и до такой степени хорошо, что теряешь голову и творишь такое...
– Но не сдерживаться?! Она не понимает!!! Я же дроу, воин, ее слуга. Это же... Общество... Я же на людях... Темный, за что?!" - дроу готов был взвыть. Да, здесь в палатке он с неимоверным наслаждением, наконец, позволил себе многое из желанного. Но за ее пределами все было не так!

И Василиса уступила, а потом вдруг села и очень серьезно попросила его отбросить условности. Вот только беда в том, что за условностями и этикетом Дэнэль очень умело прятался. А теперь она, по сути, просила просто взять и открыть ей себя, только теперь уже с полным осознанием того, что он делает. И он согласился попробовать.

"Ну а что мне оставалось делать? Я все равно сдал себя уже со всеми потрохами и даже глубже. Никогда ни у кого не было такой власти надо мной. Никогда я ничего так не хотел и не боялся этого одновременно. Все что я теперь могу, это делать все так, как она просит и уповать на то, что она неожиданно не переменится. Моя судьба полностью в ее руках..."