— Здравствуй, Гера, — прохрипел Денис. — Вот мы и встре… тились…

— Привет, Ден, — сказал я.

— Я — дурак, — тихо засмеялся Денис. — Не послушался тебя… выкинул деньги, до последней монеты, в мусоропровод… гордый дурак. — Он закашлялся — кровь густыми комками заляпала желтую маечку Гены.

— Сейчас, — сказал я, — сейчас… сейчас мы отвезем тебя в больницу….

— Гордый дурак… — прошептал Денис. — Гордый… гордый…

Тело Дениса выгнулось вверх и резко расслабилось — черты лица застыли, глаза уставились в небо.

Я делал ему искусственное дыхание. Я нажимал скрещенными ладонями на грудную клетку парня, пытаясь заставить работать сердце. Я бил по груди Дениса кулаком. Я выхватил из-за пазухи медицинский набор и вколол парню все, что там было.

Перед глазами все плыло.

Потом меня оттащили от Дениса.

— Он умер, — сказал капитан Кутц, склонившись надо мной — его темные глаза неотрывно следили за моими действиями: — Вероятно, недоедание, жара сказалась… сердечный приступ, как Вы думаете, господин Лукин?

Я врезал ему по скуле (удар отбросил Кутца в сторону), поднялся.

Денис слепо смотрел в голубое небо, по которому проплывали редкие оранжевые облака. Рядом сидел на корточках Гена и мерно раскачивался из стороны в сторону — глаза у него были сухими.

— Ты пожалеешь об этом, — прошипел за спиной офицер. — Кем бы тебя не считали на этой вшивой планете!

Я не ответил. Я подошел к мальчишке, подхватил его на руки и понес в сторону космопорта.

Я шептал ему что-то несуразное, пытался успокоить.

Потом замолчал.

Толпа, оставшаяся позади, на всякий случай громко ликовала, получая очередной паек витаминов.

Тело Дениса, как я позже узнал, солдаты отвезли в ближайший крематорий.

"Здравствуй, солнышко!

Как там моя маленькая дочка? Как там моя маленькая красавица?

Поздравляю тебя с первым десятилетием, маоышка, желаю всего самого-самого хорошего, чтобы все твои желания непременно исполнились, чтобы солнце и все звезды этой Вселенной светили только для тебя, моей самой любимой девочки на свете!

Знаешь, зайка, я долгое время боялся написать тебе. Наверное, твоя мама наговорила про меня много всяких гадостей. Я боялся, что ты поверишь ее словам и просто порвешь мое письмо в клочки. Я очень этого боялся.

А ведь знаешь что? Что бы твоя мать не говорила — это чистая правда. Я бросил вас. Я бросил тебя. Я поступил как последний подлец, и нет мне прощения.

Но теперь я не боюсь, что ты не прочитаешь это письмо. Потому что я кое-что понял: я очень тебя люблю. И если ты будешь счастлива, забыв обо мне, пускай будет так.

Прости меня. Мне нет прощения, потому что я бросил семью из-за денег, но все-таки попытайся. Потому что я хочу измениться. Потому что я понял, что деньги — это не главное.

И еще я очень хочу увидеть тебя хотя бы еще раз.

Извини, что пишу коротко и сбивчиво — я никогда не умел писать большие письма.

Целую.

Твой бумагомаратель,

Ден Малик

P.S. Думаешь, что я подозрительно быстро стал другим человеком? Просто один знакомый на днях крепко врезал мне по лицу. Оказывается, это полезно для таких подонков как я."

«Излишне мелодраматично», — подумал он.

Малик отложил исписанный листок в сторону, ослабил воротничок белоснежной рубашки, задумался, разглядывая ровненькие аккуратненькие строчки. Легче было отправить письмо через меганет или хотя бы набрать его на ноутбуке, а после распечатать, но Ден признавал для писем только дедовский метод.

Письмо, написанное от руки.

Нервные пальцы сами залезли в передний карман рубашки, извлекли из открытой пачки тонкую сигарету…

Пронзительная трель видеофона заставила журналиста вздрогнуть, выронить сигарету из рук. Он скосил красные воспаленные глаза влево на настенные часы: полвторого ночи. Кому это еще приспичило звонить в такое время? Малик поднял трубку и рявкнул:

— Да?

— Господин Малик? — холодно поинтересовались на том конце провода.

— Это я, но какого черта?..