— Мою книгу издадут! — Лекса, казалось, готов был прыгать от радости. Он метнулся в одну сторону, затем в другую, хлопнул себя по лбу. О чем-то позабыв в суматохе. Одинокая капля холодного пота бороздила мокрую поверхность бутыли, оставляя кривые тающие следы.

— К-как? — непонимающе спросила я. — Разве ты её уже дописал? Я судорожно принялась вспоминать, что же он печатал последним. Кажется, аргументы Элфи подошли к концу и пользуясь своим даром она влезла в голову Хозяйки, чтобы узнать о её прошлом и понять — а в самом ли деле она достойна жизни? Не зря ли всё это время она так старалась? У белоликой девы получилось запустить червя сомнения в неистовую веру малышки. Но ведь это не могло быть концом! Или могло? Но ведь даже если это было финалом книги, разве её успели бы проверить в издательстве за такой короткий срок?

— Ну, ту, которую пишу сейчас — еще нет. — писатель радостно тряс головой, жестикулировал, и, казалось, готов был взорваться от радостного волнения. Я попыталась услышать — а нет ли очередной волны, исходящей от него. Пусть мистической. Пусть непонятной, но…

— Первую я уже давно отправлял. Месяца три, а то и четыре назад. — он уставился в потолок, пытаясь вспомнить точную дату.

— Но ведь сегодня первый день после Обновления. — сомнения закрадывались мне в душу. Что-то тут нечисто, ой как не чисто. — Кто в первый день Обновления сообщит такую новость? Им что, заняться больше нечем?

Дальнейший рассказ Лексы потряс меня еще больше. Он запустил компьютер, поспешив показать мне письмо, пришедшее разве что не вчера вечером, когда мы смотрели салют. Там были указаны адрес издательства и текст договора, с которым предлагалось ознакомиться. Увидев его сегодня, он не сумел сдержаться. Писатель рассказывал и рассказывал мне о том, что долгое время думал, как поведет себя, как вальяжно ввалится в офис, хмыкнет, в разговоре припомнит все свои старые, так рьяно и нагло отвергнутые работы. С укоризной покачает головой — мол, как поздно заметили мой талант! Но на деле — метнулся гончим псом, которому указали на дичь, радостно сжимал в руках шапку, сверкал глазами, в ожидании, когда же его пустят к издателю. Не выспавшаяся секретарша не скрывала своего раздражения — кажется, ей было не очень приятно находиться на работе, особенно сейчас. Да и почему она должна, а вон поди ж ты — вызвонили, вызвали. Обещали золотые горы. А Лекса готов был прямо там расцеловать ворчунью и осыпать ворохом роз. Его издают! На бумаге! Большущий станок шлепнет, придавит лакированную, блестящую обложку, на которой будет изображена Джаллин, с вертящейся под ногами девчонкой.

— Так значит, у тебя есть и первая книга? — поникшим голосом поинтересовалась я. Мне показалось, будто бы меня в чем-то обманули. — И ты ничего не сказал мне об этом? А… а ты мне её покажешь?

— Когда выйдет — даже прочитаю! Вслух! — объявил Лекса, гордо ткнув пальцем в потолок.

Весь дальнейший день был потрачен на безделье. Лекса зарекся сегодня уходить, договорившись о встрече со своей девушкой на завтра — на крайний день своего пребывания здесь. Он говорил, что расскажет ей о том, что его издают в кафе, при свете софитов — а потом они будут гулять до ночи. А меня так и подмывало сказать, что всё будет не так романтично, как ему кажется. Свет софитов будет тусклым, поблизости — только чавкающие морды, да и в самом ли деле он произведет то самое впечатление, о каком хочет новостью о том, что скоро явит себя на бумаге? Ну да, теперь его официально и по настоящему можно гордо именовать — писатель, но что с того? Что изменится в отношение его девушки к нему? Она сменит равнодушие на милость и в тот же миг отдаться в его объятия? Слова так и сидели у меня на языке. Готовые сорваться в любой момент, но я не позволила себе испортить ему настроение. Пускай, пускай лучше сам, на месте, завтра. К тому же, кто его знает, вдруг я всё это время ошибалась, заблуждаясь насчет его избранницы? Хорошо бы оно так…

Он возьмет меня к себе домой. Интересно, а как оно там? Как выглядит его дом? Он живет не один, я знаю, с родителями. Что они скажут, когда узнают, что он привез меня с собой? Не знаю. А если кто-нибудь из них заметит за мной какую-нибудь странность? ОНОшники примчатся по первому же вызову? Хорошо бы, если бы у Лексы была собственная комната. Там бы я смогла тренироваться с своим умением двигаться, может быть, даже сделаю свой первый шаг и когда-нибудь раскрою ему свой секрет. Удивиться, не удивиться? Не знаю. Передо мной открывалось множество перспектив. Он будет уходить на работу, а я, оставаясь в его комнате, буду включать компьютер — надеюсь, у меня получится — и буду учиться, читать, узнавать о жизни ещё больше. Тяга к знаниям с недавних пор обратилась горстью вопросов и манией отыскать на них ответы. Хотя бы на один из них.

Мне на миг представилось, как будет выглядеть послезавтрашний день. Он посадит меня в карман? Да я, собственно говоря, слишком большая для того, чтобы поместиться в его кармане. Может быть, тогда он усадит меня на… на плечо? Нет, это глупо. Наверно, писатель попросту сунет меня в сумку, завернет в какую-нибудь тряпку, дабы мой пластик не измазался дорожной пылью и весь день я проведу — во сне. Во сне, под мерный стук колес, под чужие голоса, звон стаканов и терзание струн гитары. А что, если его сумку украдут вместе со мной? Нет, Лекса умный и внимательный, он не позволит меня украсть, будет следить…

Бочкой дегтя в ванне моей радости была разве только что Юма. Обещалась заглянуть на огонек, если верить моей светорожденной подруге да что-то задержалась в пути. Видимо, выбирает тортик получше к чаю. Идти в гости с пустыми руками — моветон. Я горько ухмыльнулась. Юма-Юма, самая страшная проблема, мой ночной кошмар, от которого мне, верно, не суждено избавиться. Как её победить? Как её вообще можно одолеть? Да и можно ли? Не знаю. В прошлый раз мне удалось её прогнать, заставить уйти — получится ли в этот? Теперь она, наверняка, придет во всеоружии, может быть, даже не одна. Пригласит на трапезу подружку-другую. Втроем и такую искру слопаем, верно? Не знаю.

Я смотрела в потолок, ожидая, когда Лекса заснет. Сегодня он вновь, видимо, на радостях, положил меня к себе на грудь. Извращение? Странность? Шизофрения? Наверняка ученые-доктора и разномастные психологу льют горючие слезы, мечтая заполучить себе кого-то вроде Лексы. А шиш им, не получат! Мой он.

— Хочешь попробовать? — вдруг предложил он мне, указывая на экран приставки. Сегодня там бегали не круглые человечки, а большеголовая девочка в сером грязном платье ожидала, когда кто-нибудь возьмет её за руку — и проведет сквозь тысячу и одну опасность.