Когда я заявился со своим вопросом к Улгэну, он сказал, что ему лень объяснять и он возьмёт меня на ближайший ритуал ге балдын, где я сам всё увижу. Вообще, чем хуже становилось моё здоровье, тем лучше ко мне относились Тунгусы. Они искренне верили, что я умру, и ничего не скрывали. Одно плохо — теперь за мной неустанно следовала Айнана и старалась минимизировать мой контакт с Лулу, Лизой, Змеем и Камбалой. Видимо, Тунгусы опасались, что я поделюсь с ними секретной информацией.

— Первый этап. Сбор крови, — пробормотал Улгэн.

Старуха склонилась над оленёнком, проткнула ему кожицу на шее и подставила к ране небольшую серебряную склянку, которую за мгновение до этого непонятно откуда вытащила. Ещё один предмет, сделанный из чистого мэнуна.

Набрав крови, старуха коснулась рукой ранки, и та сама собой зажила. Снова. Ни узоров, ни чакры. Как она это делает? После оленёнка старуха перешла к ребёнку, в ту же склянку сцедила и его крови. Затем отставила её и вернулась к оленёнку.

— Второй этап, — серьёзно сказал Улгэн. — Обнажение главной кости.

Старуха одной рукой перевернула оленёнка на живот, а затем ловко взмахнула ножом. На затылочной части головы зверя появился ровный полукруглый порез. Старуха взялась за шкуру и оттянула её, обнажая кость.

Я поморщился. Неприятное зрелище. Но я бы с большим интересом изучил главную кость оленёнка. Она должна быть испещрена природными узорами зверя. Именно эту кость Чернокнижники вырывают и превращают в костный порошок, который вводят в свою кровь.

— Третий этап, — продолжал Улгэн. — Я не знаю, как перевести его на твой язык. Так что смотри сам.

Старуха протянула указательный палец и остановила его над головой оленёнка. С её ногтя сорвалась серебряная капля, упала на окровавленную кость и зашипела. Затем ещё одна капля. Ещё.

— Расплавленный мэнун, — пояснил Улгэн.

Я с удивлением смотрел, как на кость бедного оленёнка льётся расплавленный металл. Наконец, спустя секунд тридцать, старуха убрала палец.

Пятьдесят пять капель, — заметила Алиса.

Старуха взяла склянку и вылила всю смешанную кровь на кость. Ноги оленёнка начали подрагивать, мышцы пульсировали под шкурой. Жуткое зрелище.

— Четвёртый, последний этап. Он наступает, когда мэнун запомнил сэрэ и впитался в кость будущего ниру.

— Что такое сэрэ?

— М-м-м… — Улгэн задумался. — Узор, наверное. Хотя это неполное значение.

Старуха опустила ладонь на затылок оленёнка и затем медленно подняла руку, будто магнитом вытягивая из затылочной кости серебристо-бордовую жидкость, ярко переливающуюся под тусклым светом. Похоже — смесь крови и расплавленного мэнуна.

Старуха перевернула свободной рукой ребёнка на живот. Блеснул серебряный нож, и на коже, на месте верхнего позвонка, появилась полукруглая ранка.

— Скажи мне. Вы пользуетесь чакрой? — спросил я, не отводя взгляда от происходящего таинства. Старуха опустила руку над ребёнком, и жидкость полилась в рану.

— Да, — безмятежно ответил Улгэн. — Как ещё?

— Но почему я её не чувствую?

— Мы используем меван чакры. Её суть. Убираем все примеси. Тебе не понять, ребятишка. Никому из вас не понять.

Я нахмурился. Открыл уже рот для уточняющего вопроса, как последняя капля серебристо-бодровой жидкости упала на кость ребёнка. В то же мгновение малыш вспыхнул чакрой. Я остался стоять с открытым ртом.

Горячая чакра! — воскликнула Алиса. — Вот в чём дело! Тунгусы используют горячую чакру, Арчи!

Я закрыл рот и сглотнул. И пока приходил в себя, раны на оленёнке и ребёнке сами собой закрылись. Старуха с улыбкой оглядела Тунгусов и певучим голосом пропела:

— Давды-ы-ын!

Сразу же послышались радостные шепотки. Тунгусы были довольны.

— Ты принёс удачу, ребятишка, — усмехнулся Улгэн. — Далеко не каждый ребёнок может обрести связь со своим ниру и стать бэюктэдери. Но после каждого ритуала использованный мэнун теряет свои свойства. Пойдём. Тебе больше нечего смотреть.

Улгэн последовал на выход, а я за ним. Каждый шаг отдавался болью в лёгких. Приходилось опираться на трость, чтобы идти, а не ковылять. Мимо нас к месту ритуала прошла ещё одна женщина с ребёнком.

— Кто такие бэю…

— Бэюктэдери. На вашем языке нет такого слова. Это те, кто получили своего ниру.

— А если ритуал провалится…

— Никто не умрёт. Каждый член нашего Племени должен пройти через ритуал.

Мы вышли на улицу. Было довольно прохладно, под ногами хрустел снег, светило солнце.