— Ты… — обвинительно ткнула в его сторону пальцем и сдулась, как удивленный шарик без ниточки. — Почему ты ничего не делаешь, чтобы спасти свою руку и сердце?!

В беспокойстве, я схватила его ладонь и потянула к выходу, намекая, что если он поторопится, еще может успеть!

— Может, потому, что давно хотел узнать вкус пятисот баксов двадцатилетней выдержки, — он улыбнулся так беззаботно и весело, что я растерялась, и не сразу обратила внимание, как он интимно поглаживает мою ладонь большим пальцем. — А может, потому…

Голос Никиты понизился, и я знала, конечно, знала, что это уловка. У нас так уже было. Но все равно не выдержала и, поддавшись любопытству, сделала шаг к нему.

— Может, потому… — куда тише продолжил он и шире раздвинул ноги, чтобы я смогла стать еще ближе.

И я знала, что это тоже проверка, и что если я сделаю этот шаг, это будет слишком интимно. Я буду стоять между ног мужчины. И наши губы окажутся напротив друг друга, потому что он высокий, а сейчас сидит, и если из его роста вычесть мой и расстояние от пола до подоконника…

— Потому… — уже не шепот, а практически выдох, подтолкнувший мое любопытство справиться с секундным сомнением.

Ну вот.

Шагнула.

И оказалась в добровольном плену, когда по бокам от меня сильные икры — тут же мягко сомкнулись, не позволяя одуматься. А напротив — смешинки в карих глазах и губы. Невольно качнулась вперед. Одумалась и качнулась обратно. У меня было такое состояние, словно я сама бросилась в воду, думая, что умею плавать, — и начинаю тонуть, потому что пока единственное, чему научилась — это махать руками. Да и то невпопад.

Но самое странное, что мне нравилось это чувство — когда медленно погружаешься, и все тело охватывают то прохладные, то теплые воды, хотя потом все больше горячие…

— Никит… — изумленная реакцией на него, я испуганно прижала ладони к горящим щекам.

А он посмотрел так серьезно и понимающе, что вместо того, чтобы выбраться из странной воды на берег, я поняла, что добровольно шагнула вперед.

Приподняв мое лицо, Никита заправил влажную прядь мне за ухо.

Все так же серьезно.

И молча.

И близко.

Нервно сглотнув, задержалась взглядом на карих глазах. Глаза — это ведь куда безопасней, чем губы.

И вдруг пришло понимание, что конкретно эти глаза, вернее, что только глаза Никиты, — они для меня опасны. Они притягивают, манят, и, кажется, обещают столько, что мне становится страшно. Страшно и согласиться, и отказаться.

И я медлю. Стою в потоках бурлящей воды, чувствую, как обминают меня пузырьки и боюсь посмотреть на них, боюсь, потому что могу потерять равновесие и упасть. А ведь внизу могут быть камни, а не мягкий песок.

Стало трудно дышать. Глаза заболели от того, что я боялась моргнуть, боялась закрыть их и погрузиться.

Дальше… меня пугало, что дальше… все слишком зыбко, а я…

Схватилась рукой за предплечье мужчины. Прижалась лбом к его прохладной футболке. Притихла, выравнивая дыхание. Знала, что зря, что если он расценит это иначе, то все, я сорвусь, а потом…

— Мне надо уйти, — услышала голос Никиты.

И я не знаю, что на меня накатило. Мне было стыдно, неловко и непонятно, но, наверное, слишком жарко, чтобы что-то там понимать. Я схватила синюю ткань футболки Никиты, зажала ее в ладони и упрямо качнула головой, когда мужчина попытался соскочить с подоконника.

— Нет, — сказала вслух, когда он не понял и повторил попытку от меня ускользнуть.

— Надо, Ань, надо, — выдохнул он устало, но когда приподнял мое лицо, весело усмехнулся и подмигнул. — Надо переодеться перед встречей с невестами, не находишь?

— Ничего подобного не находила, — огрызнулась я, поняла, что ляпнула что-то не то и не так, и потому отпустила его. — Иди. Ты свободен.

Отвесив мне шутливую благодарность, он соскочил с подоконника, к которому теперь прислонилась я. Зеленая трава, зеленые деревья, желтое солнце, пристававшее к зелени, какие-то люди внизу…

Я слышала уверенные шаги за спиной. Понимала, что Никита уже подошел к двери. Понимала, что мне надо бы обернуться и ответить ему что-то шутливое. Но я не могла. Не хотела. К тому же, полотенце впитало в себя влагу и слегка раздражало.

Услышала, как повернулась ручка двери, и уже нацепила на лицо кое-какую улыбку, и слегка повернула голову, готовая обернуться.

— А может, и не свободен, — услышав голос Никиты, я затаила дыхание, понимая, что услышу окончание фразы, которую он не закончил. — И, может, мою руку и сердце уже поздно спасать, страусеныш.