Сердце удивленно застучало сначала в груди, потом глухо — в ушах. Ноги ослабели и задрожали. Проглотив нервный ком, я медленно обернулась. Как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как Никита открыл дверь и небрежно обронил, стоя ко мне спиной:

— Сегодня у тебя будет много времени для Филиппа.

А потом он просто вышел и плотно закрыл дверь в мою комнату, его шаги поглотил дом и приготовления к пикнику, а на отлив приземлилась огромная черная ворона и, посмотрев на меня черными глазами, пораженно каркнула:

— Ка-арр?! — и повторила для тех, кто не понял ее возмущения. — Каа-рр-р!

— Сама дура, — огрызнулась я. понятия не имя, как общаются страусы, но надеясь, что птичка тоже поймет все как надо.

Сверкнув недовольно глазами, птица расправила крылья и молча улетела к своим сестрам и братьям. Понятливая птичка. В отличие от меня.

Я же совершенно не понимала, что происходит — со мной, с Никитой. И наша странная реакция друг на друга… И его эмоциональные «па» — то обещает дикие танцы, то, ускользает, как белый лебедь в балете — быстро, легко и непринужденно. Да и я приехала, чтобы увидеться с Филиппом, попытаться хотя бы заинтересовать его, а сама вчера упустила, а сегодня еще даже не видела. И…

Заметалась по комнате — отбросив полотенце, надела легкие джинсы, блузу с глубоким вырезом. Сделала легкий макияж. Зачем-то обула босоножки, хотя полы в доме были теплыми, и уж в комнате можно было дать отдохнуть своим стопам. Попыталась уложить волосы как-то замысловато и интересно, но передумала и оставила просто распущенными.

И только после всего, подойдя к зеркалу и всмотревшись в свои глаза, которые смотрели строго и чуть испуганно, я смогла не только допустить ту мысль, которая крутилась и пыталась укорениться в моем сознании, но и произнести это вслух.

— Меня не тянет к нему.

Я видела, как мое отражение изумленно моргнуло, глаза распахнулись, словно пытаясь взглянуть на мир как-то по-новому. И самое интересное — внутри меня ничего даже не возмутилось. Не дрогнуло. Не проявило протеста. Наоборот, стало тихо и как-то прохладно, будто кто-то разлил на сердце настойку с успокоительной мятой.

Какое-то время я находилась в прострации, а потом взяла телефон, без удивления отметила, что, несмотря на то, что не носила его с собой по коттеджу, а оставила в сумочке, меня никто не разыскивал. Уже набрала номер мамы, но передумала — выходные, она с семьей, не хотелось мешать. Долго смотрела на номер отца, но тоже не набрала — не знала, что говорить.

И вдруг телефон завибрировал, а на экране высветилась веселая рожица Веселкиной, показывающая язык.

— Не помешала? — спросила она вместо приветствия.

— Нет, — ответила я, — пикник еще даже не начался.

— Нет? — повторила она и, помолчав немного, снова поинтересовалась, причем я чувствовала по голосу — ее буквально распирает от нетерпения, но вопрос был самым обычным. — А что-нибудь интересное началось?

— Костер для шашлыка развели, — отчиталась я. — Но мясом пока не пахнет. Гостей пока тоже нет.

— Н-да… — загрустила Веселкина. — А как Никита? Что нового у него? Есть хоть у него что-нибудь новое? А, может, у вас обоих? Или все оказалось зря?

И вот то ли претензия мне послышалась в голосе Веселкиной, то ли скрытый намек, то ли вопросы оказались попросту неуместными, но я почувствовала, как вспыхнуло мое раздражение.

— Слушай, — попыталась его приглушить, но понимала, что получалось скверно, а точнее никак. — Для человека, который слишком занят своей личной жизнью, ты слишком глубоко пытаешься влезть в чужую!

— Это потому, — не осталась в долгу Веселкина, — что я имею представление о том, что такое личная жизнь! А еще, возможно, это покажется странным, но мне не все равно, что у тебя ее нет!

Я хотела успеть, но Веселкина нажала на отбой первой. Пыхтя обиженным ежиком, я проследила за тем, как ее фотография исчезла с экрана, сделав его снова обычным черным.

И чего она пристала ко мне?

Тут и так… без нее…

Какое ей дело?!

И эти вопросы…

А потом я остыла и, почувствовав укол совести, стала набирать номер Веселкиной, но зависла, рассматривая ее фотографию. Это я ее сделала. Была зима, я тогда вернулась с работы сильно уставшая, замерзшая, и пока шла, мечтала, что приду и сразу залезу в горячую ванну.

А оказалось, что она уже занята.

Веселкина плескалась около часа, а я все это время сидела на кухне, в зимней одежде и ждала, когда она выйдет. Не знаю, почему не разделась. Наверное, сильно злилась и не осознавала, что в доме уже нет снега и холода. И когда я увидела, как соседка по квартире выходит довольная, розовощекая и, не подозревая о моем настроении, показывает мне довольный язык, запечатлела это на телефон и мстительно поставила на звонок от нее.

Она просила, ругалась, потом едва ли не плакала, прося, чтобы я удалила снимок. Или хотя бы не ставила его на звонок.