Мальчик просто бросается к Лизе:

— Элизабет! Ты такая стала, — смотрит восхищенно.

— Вилли, ты такой уже высокий, скоро меня догонишь!

— Ну явно не в маму, — Боярский не умеет молчать.

— Миша! — Элен неодобрительно смотрит.

Мне Вилл просто пожимает руку.

— Переодевайся и выходи ужинать, не стали тебя ждать, наши гости и так устали.

— Боже, какой он уже взрослый, — птичка удивлена, — на его фоне мои двойнята просто гномы. Чем вы его кормите? Раскройте секрет.

— Вилл у нас решил стать веганом и мама… — поворачивается к Элен, — … ему активно потакает.

— Миша, это его выбор, мы не можем давить, — отвечает она спокойно, и начинает готовить для сына тарелку с овощами.

— Никогда не заводи детей и не женись, Мэтт, погрязнешь во всем этом, — Майкл очень рискует, говоря такое.

— А ты бедный так страдаешь? — Элен все-таки дает отпор.

— И да, страдаю, очень глубоко в душе, — он уже откровенно смеется и кладет свою руку на руку Элен.

Забавные они!

— Вот, Лиза, ну как с этим человеком, — Элен указывать на Боярского, — можно нормально общаться, не капли серьезности в его-то почтенном возрасте!

— Ну ты, Лена, про возраст не загинай, не такой вот я старый, еще есть порох…

— Ага, — не ожидал от нее, — этим порохом только дорожки посыпать, когда гололед.

— Вот ведь научилась гадостям! Вот смотрите, что с людьми бывает в браке.

Если бы ты знал, Миша, как мы общаемся с Лизой и не в браке еще вовсе.

— Леночка, все очень вкусно! — Лиза улыбается.

— Кушай, заинька, тебе надо хоть чуть-чуть поправиться, а то так похудела.

— Лен, ну конечно, последние события… — Миша грустно наклоняет голову набок, — Так, Мэтти, надо выпить, казак грустит — горилка льется.

Беру рюмку. Получаю удар по ноге под столом. Ну и птичка. Длинные же у нее ноги при таком-то росте.

— Так выпьем же… За любовь что ли…

— Мэтти, это третий тост, давай сейчас выпьем за брак.

Пьем до дна! От чего птичкино лицо становится недовольным. Ну а мне просто хорошо! Правда нога от ее толчка немного побаливает. Но еще пару рюмок анестезии и даже это не замечу.

Приходит Вилл, серьезно осматривает нашу трапезу и берется за свои овощи. Интересный пацан, с принципами.

— Миша, можно уже и за любовь пить?

Опять толкает меня! Вот птичка клятая!

— Давай! Выпьем за любовь, у кого какая есть!

Дергаем по третьей. И закусываем.

— Кстати, Мэтти, — Миша ближе пододвигается ко мне, — Вилли, ты покушал? Ступай, сынок, отдыхать.

Вилл молниеносно справился с ужином и послушно ушел.

— Продолжим… ты ж не рассказал, в кого ты там влюбился?

— Миш, ну не при дамах же такие разговоры вести…

— Ну хорошо, пошли тогда посидим в гостиной за скотчем и расскажешь.

— Отличное предложение!

Пока женщины убирают со стола: птичка, смотри принцесса, а неплохо справляется с уборкой, мы беседуем в гостиной.

— Так, колись, давай, кто она?

— Просто девушка.

— Молодая?

— Достаточно.

— И это у вас точно серьезно? А то я тебе хорошо знаю…

— Очень серьезно и надеюсь навсегда.

— Ого, как ты заговорил, даже ушам не верю! Хоть как зовут, скажи? Интересно же.

— Миш, и что тебе даст эта информация?

— Видно это кто-то знакомый? Вот и замалчиваешь правду. Кто-то из издательства?

— И чего это ты, друг мой Майкл, такой любопытный!

— Ну не каждый день Мэтт Лавлесс заявляет, что влюбился. Может ты еще и жениться надумал?

–  Угадал!

— Ну абзац и амба! Не узнаю тебе в гриме…

И я перевожу тему на книгу и наш тур. Мы обсуждаем расписание на завтра.

— Ну и этот благотворительный прием завтра! Понимаю, что не хочется, а надо. Тебе надо своим лицом поторговать и примелькаться. Ну и Лизу всем показать. Чего ж такую красоту прятать. Твоя-то хоть не ревнует тебя к этому «договору»?

— Не знаю, не спрашивал… — блин чуть не спалился.

— Я б на ее месте сильно напрягся. Такая девушка рядом в любовь с тобой играет…

Да не играет она! Так хочется сказать, что это моя тайная любовь — Лиза. Но пока не буду шокировать Мишу данной подробностью.

В отель мы приехали через полчаса. Птичка бледна и грустна. Вот что в это прекрасной головке происходит, мне непонятно.

Целую ее, несмотря на усталость тело ноет при каждом прикосновении.

— А что это было там, у Боярских, под столом?