Шрифт:
– Да, он по этому адресу и проживает. То есть это я – Пётр Петрович. Сейчас документы покажу.
И тут, наконец, зазвонил мой мобильник. Я бросился на кухню с телефоном, так как боялся не услышать чего-нибудь важного в общем шуме. Успел на ходу сообщить ребятам:
– Там почтальон что-то принёс…
Супруга моя, Нина Сергеевна только и успела сказать:
– С днём рожденья, дорогой! Мы добрались хорошо и устроились…
На этом слове телефон у неё отобрали близнецы.
– Пап! Тут классно, все купаются и мороженое лопают целыми днями, – заверещала трубка голосом Гришки. По голосу мы различаем их быстрее, чем по лицам. – Ну, ладно, ладно, едят, а не лопают.
– Здесь есть моряки и катамараны, а также пальмы и горы, – это уже Мишка…
– А мама мороженое нам покупала. Мы за твое здоровье по две штуки слопали… Ну, ладно, съели. Хотя на самом деле просто слопали. И очень быстро.
– В горах всякие звери водятся, и мама обещала, что мы туда пойдём.
– А корабли здесь настоящие, и плавают даже в дальние страны. Мама сказала, что мы тоже куда-нибудь поплывём.
– Пап! Не бойся, нас в дальние страны не пустят. Мама говорит, что у нас совсем заграничных паспортов нету.
– А тут паспортов не дают, надо за ними в Москву ехать.
– Так что мы далеко не поплывём и утонуть, наверное, не успеем…
– Если, конечно, шторма не будет. Тут, знаешь ли, штормы – как в Москве дождь. Плёвое дело.
Когда я вышел из кухни, игра была, видимо, в самом разгаре, потому что шум стоял ужасающий. Я выглянул в прихожую: почтальона не было.
В комнате по-прежнему галдели. Разгорелся какой-то нешуточный спор. Как всегда и бывает с этими азартными играми.
– А куда почтальон делся? – спросил я у Андрея, стоявшего в стороне от компании и с интересом наблюдавшего за всеобщим оживлением.
– Я расписался за письмо, он и ушёл.
– А что тут произошло? – совершенно напрасно полюбопытствовал я, так как и сам уже понял.
– Молодежь очки не поделила, теперь вот отношения выясняют…
Действительно, Лёха выговаривал Гоше на повышенных тонах:
– Ей богу, видел, как ты карту сбросил. Пап, ну скажи, ты ж с ним рядом сидел. Неужто не видал?
– Гадом буду, если я хоть раз смухлевал сегодня. Сдохну и съем твой ботинок! То есть, сначала съем, а потом сдохну…
– Гоша, не смей так ужасно выражаться! – разгневался Сан Саныч.
– Ботинок лучше свой ешь! – возразил Лёша младшему брату.
– Какая разница, чей ботинок лопать, если вина не доказана. Так что лезь под стол и кукарекай.
Лёха полез под стол, бурча себе под нос что-то не очень вежливое. Проорав невнятное: «Куре-ку-ку!», – он так энергично вылезал обратно, что чуть не перевернул стол вместе с остатками пиршества. Со столом обошлось, а вот большая стеклянная ваза-цветочница с грохотом слетела на пол и разбилась вдребезги. Тут даже Коля проснулся в своём кресле и растеряно заморгал глазами. Антонов старший побледнел, потом покраснел и спросил еле слышно:
– Где у вас веник?
– На кухне под мойкой, – машинально ответил я и тут же спохватился: – Да не беспокойтесь вы, я сам. Пустяки какие!
– Мы с Лёхой всё уберём, дядь Петь, – успокоил меня Гоша и скрылся в кухне.
Остальные некоторое время взирали молча на царивший в комнате разгром. Первым опомнился Витя Яблочный и сказал:
– Пора нам расходиться, пожалуй. Что-то мы уж слишком разбушевались.
– Да-да, – поддержал его Вавик. – Вот только поможем имениннику с уборкой – и по домам.
– Да что вы, ребята, – воспротивился я. – Негоже гостей заставлять работать. На то и праздники, чтобы после них наводить порядок. Я сам вполне справлюсь. Да и поздно уже.
Гости по очереди расходились по домам. Гоша с Лёшей уничтожили следы происшествия с несчастной вазой и тоже испарились, прихватив с собой отца. Оставшись один, я решил напиться чаю и спокойно составить план наведения порядка.
С чашкой горячего крепкого чая я в изнеможении опустился в кресло и обвёл глазами картину произведенных праздничных разрушений. Что-то из увиденного мне очень не понравилось. Правда, я сразу не понял, что именно меня насторожило. Это не был беспорядок или испорченная скатерть, разбитая ваза или залитый водой ковёр… Было что-то иное, чего я с первого взгляда не уловил. Нечто неясное отметило только моё подсознание.
Я ещё раз медленно обвёл глазами комнату слева направо, затем – наоборот – справа налево. И тут до меня, наконец, дошло, в чем причина моего беспокойства. Прекрасной фарфоровой Пастушки с крошечными поросятами на подставке-лужайке не было больше на привычном месте. На маленьком столике под золотистым торшером стало абсолютно пусто. А ведь сегодня утром они как всегда стояли на кружевной салфетке.
Куда же могли исчезнуть симпатичные фигурки к концу дня? Может, кто-то нечаянно переставил их на другое место? Но ведь торшер стоит в самом дальнем углу комнаты, туда никто не подходил. Хотя как знать, в этой суете кто угодно мог переставить, что угодно куда попало. И никто бы этого не заметил. Вот сейчас я начну убирать всё подряд и найду наши старинные фарфоровые игрушки. Я отставил чашку с недопитым чаем и принялся за уборку.