Наверно, она мне что-то подсыпала в виски. Нет, вряд ли. Не рассчитывала же она на секс в мужском туалете клуба (там, кстати, опять какой-то кантик собирал баксы за свои услуги подносчика бумаги – они тут повсюду). Все дело во флюидах. Это что-то, совпавшее со мной на 100%. Не было у меня никогда такого совпадения, даже у самого с собой. Я вспомнил – не было. Я не люблю целоваться, но посмотрите на мои губы – это губы Эдди Мерфи. Что она с ними вытворяла! У меня сводило челюсти от затяжных, казалось, бесконечных поцелуев, но я даже не пытался вырвать свои губы из плена ее жаркого рта.

Я скользил по ее телу, как булгаковский Берлиоз по маслу, и также фатально не успевал зацепиться хоть за что-нибудь перед стремительно надвигавшейся по рельсам ее бедер судьбы. Черная дымка слепила мне глаза сильнее, чем прожекторы рыболовных сейнеров, и в этой дымке ее тело принимало такие причудливые очертания, что я иногда не понимал, каким образом вообще во все это попадаю. И только уже привычное «вау!» вдруг обнаруживало ее либо сбоку от меня, либо немыслимым образом сверху с лицом, выглядывающим из-под моей руки.

А как она стонала! Я, кстати, не понял – у них автостоянки не охраняются, что ли? Почему меня никто не арестовал? На десятом этаже этого здания жители должны были обсуждать с полицией причины нашего расставания со Слупи. Люди не должны расставаться после такого. Только в случае смерти одного из них прямо во время процесса…

– О, Ягр, – откинулась она, наконец, в полном изнеможении. – Хани… (типа, любимый, ты был неподражаем).

– Салупа, – бодро произнес я, приглашая к продолжению. Все, что было до этого, мне казалось прелюдией. Путин мог гордиться мной – я заслужил для страны первую после Горбачева премию мира. Но она больше не могла. Я прилег рядом, вдруг обнаружив страшные неудобства в виде низкого потолка и рукоятки ручного тормоза. Как я не замечал всего этого? На моем левом локте болтались ее трусики, и я незаметно засунул их в карман штанов.

Она рассказала мне, что приехала в США шесть лет назад вместе с родителями, но родители через год перебрались в Германию, а она с двумя сестрами осталась. Поначалу было тяжело, но теперь у нее есть гражданство, и она устроилась в какую-то торговую компанию. Платят в компании не очень много, но достаточно, чтобы откладывать что-то на учебу в университете, без которого дальнейшее продвижение ее карьеры затруднительно. Ей 23, и у нее действительно нет постоянного бойфренда. У нее никогда не было белого партнера, тем более русского, но она кое-что знает о России – Москва, водка, зима, Достоевский (надо будет перечитать эпилептика – что они в нем находят?). И еще она никогда не испытывала такого, я лучший, и не видел ли я ее трусики, потому что пора ехать. Я сказал, что не видел. Она надела платье, подвела губы, поправила прическу и, повернув ключ в замке зажигания, посмотрела на меня.

– Надо ехать, – с сожалением повторила Слупи.

Отель мы искали около часа. Во-первых, я не мог объяснить толком, где он находится. Во-вторых, мы часто останавливались и долго целовались. Я начинал поглаживать ее между ног и предлагал опять разложить сиденья, но она, улыбаясь, отрицательно мотала головой и вновь трогала машину с места. Как выяснилось позже, мимо отеля мы проезжали раза четыре, и только по чистой случайности на пятый раз я глянул мельком в окно и узнал исхоженные за неделю вдоль и поперек места.

– Здесь, – с трудом признался я. Мне хотелось сделать еще кружок, но неожиданно приперло пи-пи, да и Слупи начинала нервничать. Она сказала, что завтра, точнее, сегодня у нее есть какие-то срочные дела. Мы остановились напротив входа в отель и еще раз обстоятельно перецеловались.

– Я… улетаю сегодня, – сказал я ей, когда мы, наконец, оторвались друг от друга. – Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь в Вашингтон, но если вдруг… Как мне тебя найти?

Она написала на клочке бумаги два телефона, адрес электронной почты и свое имя – Слупи.

– Слупи? – с облегчением переспросил я.

– Е, – кивнула она в небольшом недоумении. – Это рабочий телефон, это домашний, – пояснила она. – Мобильный не пишу. Когда ты вернешься, номер будет другой – я их теряю каждые три месяца.

Больше тем для разговоров у нас не осталось, как и времени на секс. Из отеля вышел толстый охранник, и, потягиваясь, уставился на нас.

– Все? – спросил я.

– Все, – ответила Слупи и поцеловала меня.

– Я пошел?

– Да.

Я выбрался из авто.

– Эй! – она высунула руку из водительского окна и поманила меня к себе.

Я подошел к ней, и Слупи опять потянулась ко мне губами. Выставив задницу охраннику отеля, я на несколько секунд сплелся языком с языком Слупи.

– Нау ол, – сказала она, когда я выпрямился, и, глядя на меня, тронула машину с места.

Я повернулся к отелю. Охранник делал вид, что изучает снаружи левое крыло здания, но по его полуулыбке было понятно, что он наблюдал за мной. Я прошел в отель, поднялся к себе в номер, опорожнил мочевой пузырь и шлепнулся на кровать. В этот момент у меня не было никакого плана действий. Я был выжат и высушен до последней капли энергии, и даже Слупи, наверно, уже не смогла бы вернуть меня к жизни. Правда, на одно усилие при мысли о Слупи меня еще хватило. Я достал из кармана ее трусики, и, залепив ими ноздри, с наслаждением втянул воздух. Никаких естественных запахов, к сожалению. Только все то же возбуждение незнакомого африканского дерева. В штанах у меня возникло небольшое напряжение. Я подумал, что неплохо было бы помастурбировать, и… отрубился.