– Когда всё изменилось, мне было восемнадцать. Я был одним из тех везунчиков, кто оказались за городом, когда всё произошло. Одним замечательным, солнечным утром, примерно в шесть часов, я возвращался с рыбалки на севере, дальше на север, чем мы сейчас находимся. Только что, оставив одного друга у его дома, а затем другого, по пути на юг, я собирался ехать дальше, в пригород старого города, когда увидел белые хвосты самолётов, пересекающие небо. Я смотрел и чувствовал тревогу, потому что самолёты летают в одиночку, сами по себе. Те, на которые я смотрел, летели разрозненной группой, и я почувствовал, что что-то должно было случиться. Я остановился на обочине шоссе, у пересекающего его моста, и всмотрелся в следы из-за его опоры. Когда то, что я считал самолётами, поравнялось с городом, они взорвались один за другим, со вспышками света и облаками дыма.

– Зная, что взрывы атомных боеголовок были бы ослепляющими и длились бы долго, я продолжал смотреть, лихорадочно раздумывая, чем это могло бы быть. Я осознал, что наврядли кто-то запустил бы столько атомных зарядов по одному городу. Достаточно было одного, чтобы уничтожить его целиком. Это должно было быть чем-то другим. И тут меня осенило, что это могло быть лишь химическое и биологическое оружие: яды и болезни. Я вскочил в грузовик, развернулся и помчался обратно в рыбацкий лагерь так быстро, как мог. Полицию не волновало, как быстро я мчался. Все они были заняты чем-то более важным. В тот день началась война, и ракеты были запущены обеими сторонами. Я видел, как армия пыталась спасти жителей города. Они ехали в противоположном направлении, в колоннах армейских грузовиков. Они были одеты в противогазы и защитные костюмы. Но намного позже я увидел эти грузовики на обочинах дорог, а всех военных мёртвыми. Ещё ракеты прилетели в следующие несколько дней. Они попадали в пригороды и небольшие города в округе.

– Что такое а-том-ный? – спросила Тоди.

– Это такой металл, на вид как любой другой, но очень тяжёлый и вредный. Если достаточное количество его удерживать вместе несколько секунд, он нагревается, плавится, вскипает и испаряется. Если кто-то сможет удержать его вместе достаточно долго, то он взрывается с невероятной силой. Если бы ты сложила ладони вместе, то именно столько его потребовалось бы, чтобы разрушить целый город. Все ракеты с атомными боеголовками всё ещё сидят в своих шахтах по всему миру. Враждующие стороны не стали их запускать. Вместо этого, они запустили ракеты, которые несли биологические и химические виды оружия. Люди в старом городе, которые вдохнули яд, по большей части умерли. Те, кто выжили, стали калеками. Многие из них умерли в последующие пару лет. Люди, которые вдохнули заразу, тоже поумирали, но больше выжило. Их потомство покалечено, хотя сами выжившие лишь ослабели. Эти калеки теперь живут в новом Городе, который мы для них построили.

– А что, есть другие, такие как ты?

– Да, есть. Я не единственный, кто оставался вдали от старого города в те дни. Больше людей выжило. Мы те, кого в новом Городе зовут Прямыми. Ты тоже Прямая. Мы здоровые и сильные, тогда как калеки имеют погнутые конечности, тела, и рассудок. Ты знаешь их, как мародёров. Многие из них живут в Городе.

– До войны было гораздо больше людей, чем сегодня. Все были Прямыми. Они жили в больших домах и высоких многоэтажных строениях. Они ходили на работу в деловых небоскрёбах, огромных фабриках и на широких полях. У них для всего были машины. Электрическая энергия поступала по проводам на столбах, и она приводила в действие лампы и моторы. Вода поступала по трубам в земле в каждый дом. Когда люди просыпались по утрам, им не надо было с бадьёй идти к колодцу, ручью или источнику, чтобы принести воды. Она просто текла из крана в ванной или на кухне, и можно было налить её в электрический чайник и вскипятить, нажав на кнопку и подождав несколько минут. Раньше это было вот так просто!

– Грузовик, который я водил в тот день, когда всё изменилось, был машиной. Жидкое топливо, полученное из-под земли, приводило его в действие. Людям достаточно было сесть на водительское кресло и повернуть ключ в зажигании, чтобы завести двигатель, а он, в свою очередь, привёл бы машину в движение, и она отвезла бы их, куда бы они пожелали, по гладкой дороге. Если кто-то заболевал, то они шли к врачу, который выписывал им лекарство или делал операцию, и они быстро выздоравливали. Вместо вырывания больного зуба, люди шли к зубному врачу, который делал заморозку, маленьким сверлом убирал больное место, и ставил пломбу.

– Почти никому не приходилось охотиться, чтобы обзавестись одеждой. Ткани, вроде тех, которые на мне, но тоньше, делали из растений или из горючего для машин, в самых разных цветах и переплетениях. А потом фабрики, полные людей, шили из них разную одежду на скоростных швейных машинах. Немногие ценили это, однако, и большинство ходило в простой чёрной или серой одежде, которую я терпеть не мог.

– Ну и ну! – ахнула Тоди. – Не может быть!

– Энергия, которая поступала по проводам, была очень грубой. В этом случае она вращала моторы, нагревала всё, что нужно и предоставляла свет. Но она может быть и очень тонкой и точной. Такая энергия использовалась для других нужд, которые я потом покажу тебе, когда мы устроимся. Даже сейчас, когда мы путешествуем, она служит нам. Там впереди кругами летает механическая и электрическая птица. Она видит всё, что движется, и показывает это мне, внутри прозрачного забрала моего шлема. Мои ловушки, которые я расставляю каждую ночь, делают то же самое. Всё это возможно благодаря очень тонкой энергии, которая работает внутри них. Очень умные люди изобрели все эти вещи задолго до войны. Прямые в Городе лишь поддерживают всё на уровне, которого достигли до того, как разразилась война.

– Куда исчезли все эти приятные вещи? – ввернула вопрос Тоди.

– Мародёры забрали большинство. Они собирали каждый кусок металла, каждую электронную плату и каждый кусок пластика, несколько лет после войны. Большая часть всего этого оказалась в Городе и была использована для построения его инфраструктуры.

– Ты… ты думаешь, мы когда-нибудь сможем вернуться к довоенной жизни? – спросила она.

– Может быть, и сможем. Вероятно, ты сможешь, но для меня, скорее всего, слишком поздно. Сомневаюсь, что я смогу.

– Как смогли выжить люди, такие как мои мама и папа? – поинтересовалась Тоди.

– Выжили те, кто жили вдали от городов, и те, кого болезнь не смогла заразить. Те, кто спрятались от мародёров, выжили. У меня были запасы консервов в рыбацком лагере, и я ел рыбу, которую ловил. До войны существовало ограничение на то, сколько разрешалось поймать и оставить себе. После войны некому было за этим следить. Я ел рыбу и консервы несколько недель. Мне повезло, что это была поздняя весна. Главным затруднением было то, что у меня заканчивалась жидкость для зажигалок. Мне пришлось изобрести способ держать угли горячими круглосуточно, чтобы разжигать огонь.