– Что это?
– удивленно спросила Бубка.
– Это нам?

– Вам, дочери Шайтана!
– недовольно буркнул Хусейн и отвернулся, сложив руки на круглом животе.

Девушки с интересом открыли один из сундуков и ахнули, ослепленные блеском драгоценностей, сияние, которых, веселой радугой вспыхнуло над ларцом.

– Ничего себе!
– воскликнула Рыбка.
– Здесь же миллиарды!

– Это еще не все!
– самодовольно произнес Хусейн.
– Джинны очень богаты... Очень...

Откуда-то сверху послышался гневный вскрик и подруги задрав головы увидели сестер-мулаток, стоящих на балкончике. Их глаза полыхали ненавистью и злобой, они с изумлением смотрели на дары Джиннов, и если бы у них была возможность, наверное, поубивали бы девушек, в которых сразу почувствовали соперниц.

– Зэма! Камария! Быстро зайдите в свои комнаты!
– прикрикнул на них Хусейн.
– Что это за выходки?!

Сестры вильнули шелковыми шлейфами и исчезли за дверью, произнося проклятия на каком-то своем языке.

* * *

Камария стояла перед большим зеркалом, глаза ее были закрыты, перламутровые веки слегка подергивались, когда она произносила заклинание с шипящим свистом.

– Через мысль головы — заклятие,

и мозг и кровь,

через оскал луны

и тысячи тьмы планет.

Через тело змеи

и огонь свечи.

Заклинаю именем Всесущего.

Повергаю в ад древности:

тоски, боли, страдания, переживания обо мне.

И как ты, о небо,

проливаешь океан воды в виде дождя,

так и ты Малик проливай по мне слезы печали:

всякими днями, годами, ночами, часами.

О Всесущий, отдай эту душу мне!

Заклинаю тебя!

Зеркало пошатнулось и треснуло в помутневших углах, Камария отошла в сторону и к зеркалу подошла Зэма.

– Заклинаю вас, огненные стрелы,

заклинаю вас я твореньем неба,

звездами, планетами, светилами,

часами, получасами, минутами,

мгновениями, началом и концом,

кровью девственницы и кровью роженицы,

первым дыханьем и последним выдохом,

первым ударом сердца и последним его ударом.

Пусть демон ярости, демон любви, демон ревности,

демон терпения, демон прощения поставят на колени Джамиля.

Лихорадка, страх да прибудет в теле Джамиля.

если я не буду стоять рядом, оделять Джамиля взглядом,

не стану шутить, говорить, любить.

Как ангелы плачут по грешной душе,

так пусть Джамиль плачет обо мне.

И я буду с ним, только с ним,

Везде и всегда!

Небо пошатнулось под раскатами грома и зеркало разлетелось на куски, в которых отразилось торжествующее лицо африканки...

* * *

Иблис стоял возле "Розы пустыни", завернутый в черный балахон, и чувствовал, как из дворца просачивается темная энергия. Кто-то пользовался магией Вуду и делал это профессионально, словно всю жизнь занимался этим древним колдовством. Это заинтересовало Иблиса и он мягко оттолкнувшись от песка медленно полетел вверх, выискивая место этого темного излучения.

Над дворцом собрались черные грозовые тучи, несущие воронки разрушительных вихрей. Иблис приблизился к открытому окну и посмотрел в комнату с белыми развевающимися шторами. Две прекрасные мулатки колдовали перед зеркалом используя черную магию Вуду. Иблис вдохнул и ощутил сладковато-гнилостный запах черного приворота и улыбнувшись шагнул в окно.

* * *

Подруги разглядывали богатые дары Джиннов и даже не догадывались о причине такой щедрости. За вчерашнее буйство им полагался, как минимум, строгий выговор, а не поощрения в виде золота и драгоценностей.

– Это, что, подкат?
– улыбнулась Бубка.
– По моему кто-то выказывает нам расположение...

– Да, но расположение расположением, а быть одной из сотни тоже не улыбается, - вздохнула Рыбка и захлопнула ларец с драгоценностями.