– Какая диета???
– возмутилась Катька набив рот картошкой.
– Вся красота сойдет!

– Ага!
– Алена приободрилась и уже не вспоминала ни колдунов, ни кладбище, ни бельмястого мужика.
– Нужно кушать, если хочется.

– Весомый аргумент, - я повернулась к ней и подозрительно поинтересовалась: - Горе-то когда закончилось?

– Какое горе?
– подруга громко икнула.

– По поводу избавления от мужа и любовника? Ты смотрю воспарила на деревенских просторах.

– Издеваешься?
– Алена надулась и оттолкнула от себя надкусанный огурец.
– Больше ни ногой я...

– Маня! Мань!
– поток возмущенных слов моей подруги прервал голос соседки, которая зашла во двор и теперь стояла возле калитки, с интересом глядя на наше сборище.

– Проходите, баб Нюсь!
– позвала я ее и она тут же двинула к нам.

– А я тебе редисочки принесла, - баба Нюся поставила на стол полную мисочку и поправила платочек, поглядывая на бутылку.
– Гуляете?

– Подруги приехали, - я кивнула на бутылку.
– Выпьете с нами?

– А чего ж не выпить? Выпью конечно, - баба Нюся уселась поудобнее и обвела нас веселым взглядом.
– Хороши девки!

– Давно уже не девки, - вздохнула Алена, показывая, что это обстоятельство ее очень напрягает.
– Не шешнадцать уже...

– Вот глупая!
– воскликнула старушка и ее седые брови взлетели вверх.
– Баба, она когда в самый сок входит, вот тогда краше всего и делается! Молодость - дуростями полна, старость - придуростями, а серединка между ними - золотая, женщине дана для счастья, любви и расцвета, запомни!

– Ой как вы хорошо сказали!
– обрадовалась подруга, будто ей только что лет десять списали.
– Только где ж ее любовь-то найти?

– А ее искать не нужно, - спокойно ответила баба Нюся.
– Ты главное душу открой, а любовь как будет рядом идти, огонек твой увидит, и обязательно зайдет.

– К вам-то зашла?
– к Катьке вернулась рассудительность, а с ней и цинизм.

– Милая моя, - баба Нюся наклонилась к ней и тихо сказала: - Я такая открытая, что она ко мне раз десять заглядывала. И сейчас еще дверцу открытой держу...

Мы захохотали, весело поглядывая на друг-друга, а она продолжила:

– Манька, тащи рюмку, я с разговором пришла.

– Ага, я мигом.

Если баба Нюся пришла поговорить, значит важное что-то сказать хочет...

– Давайте девки за красоту вашу выпьем и за счастье бабье, - баба Нюся подняла рюмку и мы последовали ее примеру.

Она выпила, сморщилась, закусила кусочком колбаски и вдруг стала совершенно серьезной.

– А теперь, коровушки вы мои, поговорим о неприятных вещах.

– О каких?
– я удивленно посмотрела на нее.
– Вроде бы я вас ничем не обидела, баб Нюсь...

– Да не в обидах дело, Мань, - она ласково погладила меня по руке.
– Видела я сегодня, как к вам хуторские приходили.

– Алкаши эти?
– улыбнулась я.
– Да и черт с ними! Мы их прогнали, делов-то!

– Вот как раз черт всегда с ними, - вздохнула баба Нюся и достала из-за пазухи старую фотографию.
– Вот это, сестра моя - Евдокия...

Я взяла из ее рук фотокарточку и увидела на ней молодое задорное лицо, с ямочками на пухлых щечках. Девушка на фото была красавицей - с толстой косой, уложенной вокруг головы, темными бровями и губками бантиком.

– Семнадцать лет ей на карточке, - продолжала баба Нюся.
– Это пятьдесят третий год, аккурат перед своей смертью и сфотографировалась.

– А почему она умерла?
– я никак не могла понять, какое отношение к этому рассказу имеют три мужика с хутора.

– Извели ее колдуны с хутора.

– Я же говорила! Говорила!
– завопила Алена и Катюха дернувшись уронила вилку.

– Да что ж ты так кричишь?!

– Вы это серьезно?
– спросила я, хотя сомневаться в правдивости бабы Нюси мне еще не приходилось.

– Куда уж серьезнее, - женщина засунула фотографию обратно и промокнула влажные глаза краем платка.
– Повадился за ней старый хрыч ходить, проходу не давал. Она горемычная уж и из дома выйти боялась, чтоб с этим чудовищем косматым не встретится. А потом, словно подменили ее, сама на хутор бегать стала. Уже люди замечать стали, разговоры пошли. Я с ней поговорить пыталась, а она как неживая на меня смотрит глазами пустыми, и все равно, как только вечер - из дома уходит. Мать сколько слез пролила, отца у нас не было на фронте погиб, она одна нас воспитывала, а тут такое...