— Нет. Ты одинаково не веришь ни в Христа, ни в Перуна. Так что ты не язычница и не ведьма. Да не крещеная, но это таинство можно провести в любое время, даже перед венчанием.

— А с чего вы взяли, что я венчаться хочу?

— Не хочешь. Верно, но для тебя это единственно удобный и безопасный путь. Или желаешь в лесу остаться? — дождался отрицательного взмаха головы и продолжил:

— А раз не хочешь, то нужен статус. Не может женщина здесь жить без опеки отца, брата, мужа. У тебя же никого нет. Пикнуть не успеешь, как в кабалу попадёшь. Давид даст защиту, а его социальный статус — некую свободу. К тому же он не беден.

Фрося скривилась и отвернулась. Н-да, времена меняются, но не сюжеты. Вот тебе и типичная ячейка с выгодой и обоснованностью. Шах и Мат тебе, Марго! И твоим сказкам — про любовь в семьях. Всё как всегда. Привычно и понятно. От чего же гадко-то так? Может, от того, что в глубине души Ефросинья знала, помнила, что всё может быть иначе. Можно желать человека без оглядки на деньги и статус. Жаль, это не тот случай. Ладно. С её выгодами всё понятно.

— Допустим, — сухо отметила она, — Хотя до сих пор не понимаю, для чего именно я нужна Давиду.

— Тут несколько сложнее, — нахмурился гумен. — Дело в том, что женитьба для человека его статуса — это, в первую очередь, политический союз. Но расстановка сил в городе между боярами такова, что любой, кто сумеет обвенчать с сотником свою дочь, получит лояльного предводителя дружины. А Муромскому князю это не выгодно. Поэтому логично, что выбор пал на тебя как незаинтересованную политическую фигуру. Понятно?

— Нет, — честно ответила женщина. Хитрит старец, недоговаривает. Показывает лишь тот край правды, который выгоден ему здесь и сейчас.

— Что мало крестьянских или купеческих дочерей? Политически нейтральных. Да и свет клином на одном Муроме не сошелся. Хоть булгарку пусть берет, хоть половчанку, хоть из Суздаля красавицу.

— Любая семья будет давить через дочь, ведь круглых сирот не так уж и много. А грамотных, умных и по-царски гордых и вовсе нет. Или ты думаешь, что каждая крестьянка белую скатерть на стол стелет, приборы ставит, латынь знает да алхимию?

Фрося усмехнулась: умный дедок, быстро её просчитал да выводы сделал.

— И церковь согласна?

— А церкви деваться некуда. У Давида опять струпья по телу пошли, и он на Вознесение Господне покаялся да прилюдно поклялся выполнить обещание, данное целительнице Ефросинье, и взять её в жены.

— Вот дурак, — прикрыла рукой лицо женщина, и Отец Никон не смог бы сказать, к чему относится данное замечание: к клятве ли или вновь появившимся язвам.

— Хорошо, мотивы и перспективы мне понятны, и я при таком раскладе готова даже согласиться на союз к обоюдной выгоде сторон, но у меня к вам просьба.

— Условие? — переспросил священник.

— Нет. Именно просьба. Условия я Давиду ставить буду. Если согласится на них, то договоримся. Нет, так нет. Не пропаду. Уж поверьте.

— Хорошо. Какая просьба?

— Сироты.

Старик улыбнулся. Мягко, располагающе.

— Могла бы и не просить о таком. Я заберу детей в свой монастырь. Там у меня школа.

— А девочек?

— И девочек. Обучение всем нужно. И мальчикам, и девочкам. Отроков оно сдерживает, а стариков, типа меня, утешает. У меня в монастырской школе учатся все, кто желает. И каждому потом находят занятие по душе.

Ефросинья лишь подивилась этому и поблагодарила. Священник кивнул на прощанье да вышел. Хорошо. Один вопрос решён. Теперь надо договариваться с потенциальным женихом. А вот это в разы тяжелее будет. Смогут найти общий язык — оба останутся в плюсе. Не смогут — пойдет боярин своей дорогой, а она своей. Доедет до Мурома, а дальше волосы обрежет, мужское платье наденет и всё равно доберется до Новгорода. Денег по-хорошему раздобыть ещё надо. Ладно, шкурки продаст, на первое время хватит. Решив так, Фрося взяла горшок с мазью и пошла искать сотника.

Давид чистил коня. Он только что прослушал проповедь на тему того, что грех думать верующему человеку, что кому-то могут быть даны магические силы. И напутствие о том, что Господь посылает именно те испытания, которые по силам. А Ефросинья лишь смирила гордыню его княжескую и не более того.

Фрося подошла к сотнику. Лошадь, по её мнению, настолько была чиста и красива, что хоть в рекламе шампуня снимай. Но мужчина её упорно охаживал щеткой.

— Дырку протрешь, — беззлобно заметила хозяйка. — Пойдем, сотник, лишай твой посмотрю, да поговорим.