Когда потасовка закончилась, Эвелин с глухим стоном поднялся, вправил нос, проглотив хлынувшую в рот солоноватую кровь, смочил платок абсентом, шипя от боли протер лицо и поплёлся домой. Глаз медленно заплывал, разбитая рожа затекала, однако парень был счастлив. Эмоциональный вакуум, окружавший его всю жизнь, впервые рассосался. Адреналин, выброшенный в кровь, вызвал чувство эйфории. Мир вокруг наконец обрел реальные черты. Улыбаясь, он ввалился в квартиру. Мать уже с включённой видеотрансляцией ожидала его дома. Не известно, что она собиралась увидеть, но точно не лысого сына с разбитым лицом. Тихо охнув, она отключила съемку.

Дальше были стенания, метания по квартире, попытка вызвать внекастовых, адвоката, скорую. А Эвелин сидел на барном стуле и улыбался.

— Пар, не суетись, подумаешь — ссадины. Не знаю, рану зашить бы, а остальное не страшно.

— Не страшно?! Не страшно?! — взвизгнула Жанна. — У тебя показ новой коллекции через неделю! Жуть какая!

— Неа, меня на этом кринже[3] больше не будет.

Жанна замерла и, кажется, впервые за этот вечер взглянула на ребёнка.

— Я не понимаю тебя, существо.

Эвелин зло усмехнулся.

— Охотно верю, потому что я не существо. Поэтому не смей меня больше так называть. — И видя её растерянность, продолжил: — Что, помочь подобрать эпитеты? Юноша, молодой человек, пацан, парень, сын.

— Сорвешь показ, и ты мне не сын больше! — прошипела Жанна.

— Ок, доброй ночи.

— Я на тебя неустойку повешу! — кричала в бессильной злобе женщина, давшая Эвелину свой генный материал. Но он так и не повернулся. И рассечённый висок остался не зашит. Парень лишь небрежно стянул его тейпами и повалился спать.

Со следующего дня у него началась «веселая» жизнь. Мать заблокировала детский счет и уехала на гастроли. Без этого нельзя было добраться до школы, пообедать в столовой или купить новые вещи. Эвелин не пошел на уроки, вместо этого он написал обращение в социальный центр для несовершеннолетних. Перекинул вчерашние записи с камер наблюдения, достал из семейного архива документы и сел ждать.

Это был грандиознейший скандал созыва и один из самых громких судебных процессов. Со стороны квартета Коренёвых — адвокаты, судебная практика и интернет, шумиха. От соцслужб — вещественные доказательства, заключение психолога и упрямство штатного юриста. Три инстанции были на стороне квартета, и только когда дошли до верховного суда, дела в котором анализировались Исом, получилось переломить решения.

Эвелин Коренёв был признан гражданином мужского пола, достигшим первого (малого) совершеннолетия.

Жанна Коренёва и её супруги были лишены родительских прав и обязывались выплатить сто тысяч крипторублей за нарушение прав и законных интересов своего несовершеннолетнего ребенка. Дополнительно Ис разъяснил, что при гендернонейтральном воспитании ребёнка родители изначально не разъяснили ему право на самоидентификацию, а после обозначения гендера нарушили конституционный принцип толерантности, применив финансовый рычаг давления, что принесло психологическую травмунесовершеннолетнему.

Социальный центр был обязан в трехмесячный срок найти для истца семейную ячейку с традиционной моделью воспитания.

Всё.

Вот она цена за год унизительных заседаний, атак блогеров и журналистов, шептаний и тыканий пальцем, каждодневных бесед с психологом и укоризненных взглядов. За это время Эвелин стал еще более замкнутым и неразговорчивым. Он сменил школу, но ни с кем из сверстников не сблизился, предпочитая одиночество сомнительной славе. Он всё чаще ходил один по городу, возвращаясь в социальный центр лишь для ночлега. Мир снова начал плыть и терять очертания. Так продолжалось до той поры, пока в границах заброшенного склада ему не повстречалась банда трейсеров.

Группа подростков носилась по крышам, перепрыгивала через перила, взлетала на стены, используя водостоки и выступы. Как завороженный, он смотрел на людей, для которых не существовало земного притяжения. Правда, наблюдая за бешеной гонкой, он и сам засветился. Хотел было шагнуть в тень, но нет, засекли. Застегнул наглухо куртку и приготовился драться.

— Хей, парень, — крикнул один из ребят. Изо рта его вылетел клубок пара. — Ты заблудился или поглазеть решил?

— Шел мимо, увидел, как вы бегаете, остановился посмотреть, что нельзя? — вздыбился Эвелин.

— А чё, можно. Хотя лучше с нами.

— Ничего не выйдет, я так не могу.

Подросток рассмеялся.

— Все не умели. И все научились. Айда?

— Айда, — усмехнулся Эвелин.

А потом он медленно ходил по парапетам, учился кувыркаться, прыгать через ступени. Его страховали, поддерживали. Ему показывали движения и объясняли, как правильно падать. Никто не задавал глупых вопросов, не смотрел косо. Было такое чувство, что компания не знает кто такой Эвелин. «Они что вообще в сеть не заходят?» недоумевал он, ступая по ржавой канавной трубе и пытаясь сохранить равновесие.