Солнце к полудню разошлось так, что в долинах стало нечем дышать, и даже наверху не было ни ветриночки. Пчелы, до этого с обиженным гудением срывавшиеся из-под копыт, попрятались и затихли. Но Гицэ, сам полураздетый от жары, пошептался о чем-то с ребятами и махнул рукой самому младшему в отряде – Штефану – становись, мол! С саблей у парнишки ладилось гораздо хуже, чем с пистолетами, хотя фехтованию в Терезианской академии учили на совесть. Вот только против здоровенных мужиков, отвоевавших всю прошедшую кампанию, привычка к залу и дуэльному кодексу была немногим полезнее, чем шпилька против оглобли...

За спинами зрителей вставали скальные кручи под снежниками, впереди был обрыв, с которого с шумом падал ручеек. Гице обнял рукой колено, подставляя полдневному солнцу прокаленную до черноты спину. Симеон развалился на травке у колодца и тоже наблюдал.

Трое пандуров вынули сабли. Пригнулись и крадучись пошли на Штефана. Тот ухмыльнулся, фыркнул и длинным прыжком махнул к здоровенному камню, занимая хорошую позицию. Оглянулся на Гицэ – тот подмигнул одобрительно, радуясь, что его уроки и драки с Макаркой для парня явно даром не прошли.

Свистнула сталь, лязгнула в камень. Штефан крутился волчком, уберегаясь от клинков с трех сторон, отмахивался и отбивался. Скалился весело, как и его противники.

– Шаг назад, – негромко ронял Гицэ. – Вправо гляди. Быстрее! Да не похабь оружие, черт, гляди, куда машешь!..

Кончилось все-таки быстро: здоровенные, опытные вояки выманили Штефана на открытое место, мальчишка рванул в сторону – и ткнулся носом в раскрытую ладонь. Сплюнул с досадой и опустил саблю.

– Хорошо, не кулак, – вздохнул Гицэ. – Опять ты, парень, варежку раззявил и не глядишь, где руки, где ноги! Не на паркете ж боярском, не на этой вашей... дуели какой! Это драка!

– Я понял, – Штефан тоже вздохнул. – Но ведь их же трое, командир! Хоть кому против троих – куда?!

– Карпаты малы стали? – съязвил Гицэ, усмехаясь. И пояснил, видя озадаченность Штефана: – Ноги надо было делать сразу и как можно дальше! А погонятся – резать по одному!

Штефан заулыбался, закивал понятливо.

– Тактика Горациев против Куриациев?

При слове «тактика» разморенные жарой пандуры немного оживились.

– Чего-чего?

– Какие-такие горлации?..

– Горлациев отставить, – оборвал Гицэ. – Трепаться вечером станем, а сейчас – становись еще раз!..

– Жара, командир, – подал голос кто-то с немалой надеждой. – Может, хватит? А то скоро во фригеруй зажаримся...

Симеон до того не вмешивался, но тут сделал Гицэ короткий знак – согласиться. Стянул с головы шапку, утер лицо. Вытащил и поболтал флягу.

– Гроза, похоже, будет. Думать надо, где пересидим.

Гицэ беззаботно пожал плечами:

– А давай к Григору на пасеку заглянем, капитан. Заодно медку прихватим, сейчас самое оно луговой мед качать. А то чего-то несладко живем...

– Ты – да несладко? – Симеон фыркнул. – Ладно, можно и к Григору, только я не знаю, где он нынче стоит.

– Да вон за той горушкой, – ткнул Гицэ в далекий белый склон. – Там лес подходит, вот он там недалеко и встал, чтобы за дровами не ходить, так их и перетак.

Симеон кивнул, а остальные радостно выдохнули, потому что пережидать грозу в горах без крыши над головой – мало удовольствия. Да и Григор-пасечник был им добрым товарищем. Служил он в пандурах до недавнего времени, когда число местных войск господарь Иоан Караджа уменьшил вдвое, и Григор махнул рукой на налоги и ушел к своим любимым пчелам. С его опытом, пасеку по этим горушкам он мог водить с закрытыми глазами. В работниках у него тоже оказалось немало бывалых вояк и пограничников, которые по старой памяти приглядывали, не происходит ли чего подозрительного. Конечно, все понимали, что и контрабанду эти ребята тоже таскают, но на заставе Симеона на фокусы Григора и его работников охотно закрывали глаза, предпочитая получать пользу для дела.

Вот и теперь капитан огляделся, проверяя, не греет ли кто-нибудь рядом уши, и наклонился к Гицэ.

– Думаешь, у Григора есть что для нас?

– У меня есть для него, – Гицэ похлопал по седельной сумке. – Он форму для пуль просил привезти новую, старая-то прогорела.

– Чего сразу не сказал? – удивился Симеон. – Это ж к нему точно заехать надо!

Гицэ сверкнул белозубой улыбкой под черными усами:

– Я же знал, что мимо не проедем, капитан!

– Чего-то ты темнишь, – покосился Симеон. – Что там у Григора?

Гицэ замялся, а те пандуры, кто обычно ездил с ним в объезды, будто по команде, отвели глаза. Вмешался Штефан, покачиваясь на носках, чтобы разогнать кровь в уставших ногах.

– У Григора на пасеке обосновались какие-то сербы.

Симеон хлопнул шапкой по колену.

– И молчишь! – укорил он Гицэ.

Тот пожал плечами.

– Слушай, эти бедолаги от самого Белграда, говорят, бежали!

– От Белграда, говоришь? – Симеон задумчиво посмотрел на поднимающуюся в ослепительное небо белую тучу. – Что-то я не припомню, чтобы со времен Пазвантоглу у нас сербы от Белграда в Цара Романешти бегали. Зато припоминаю немало сербских соглядатаев в войну...