Шрифт:
Йоргу захохотал:
– Не то, что ты!
– Иди уже спать, Подсолнух, – махнул рукой Симеон и, дождавшись, пока дверь закроется, повернулся обратно к Йоргу: – Ладно, как ты и хотел, не при Штефане. Рассказывай, что там было, в Сербии-то. И как ты умудрился австриякам попасться, кстати?
– Не свезло просто.
– Не свезло – ладно, но чего тебя вообще через Австрию понесло?
Разговор прервал дикий грохот на улице. Оба пулей вылетели из конторы.
– Подсолнух, ты чего?!
Тот сидел в низу лестницы, ощупывая голову.
– Да вот... Упал, – признался обескураженно.
Симеон с досадой стукнул кулаком по перилам.
– Чего ж ты так нажрался-то?
– Прости, капитан...
Штефан попытался встать, ойкнул и чуть не упал снова, хватаясь за лодыжку.
– Ногу подвернул, – пожаловался печально. – Вот же невезуха!
Он кривился, морщился и охал, пока ему помогали стянуть сапог и ощупывали пострадавший сустав.
– Ладно, хоть не свихнул совсем, – Симеон похлопал его по плечу. – Кушаком завяжи, а то второй раз свихнешь по дороге до кровати.
– Не надо, – пискнул Штефан, чуть приободрившись. – Я сейчас посижу тут немного, пока отпустит. Заодно и голову проветрю...
– Не помешает, – хмыкнул капитан.
Пока он перевязывал Штефану ногу, Йоргу задумчиво курил на галерее, глядя в небо. Когда Симеон поднялся, грек рассеянно вынул трубку изо рта.
– Капитан, так с Австрией такое дело. Мы с Йоной заранее же столковались. Я давно Григору обещал кого-то из его парней с нужным человечком свести. А тут один к одному сложилось. Ну, и раз такое дело, не с пустыми же руками обратно ехать. Я тем граничарам баки, конечно, забил, пока Йона вьючную-то уводил, да только один больно глазастый попался. В морду признал, – Йоргу печально пошевелил усами и скорбно добавил: – Сволочь.
– Он сволочь, а ты бестолочь! Я тебе в следующий раз сам башку отверну, селедка ты дунайская! – погрозил ему кулаком Симеон и, подойдя вплотную, указал глазами на Штефана и куда тише добавил: – А сам-то что говорил?
– То про другое, капитан. А так, Штефан у нас вроде пообтесался. Уже не думает, что пара монет мимо господарева кармана – великое преступление, – Йоргу перегнулся через перила и уточнил: – Я же верно говорю?
Штефан, примостившийся на нижней ступеньке, только кивнул.
– Ты его еще кошельки резать научи, в самом деле, – проворчал Симеон, все-таки увлекая грека за собой в контору. – Штефана на разбой подбивать – все одно, что Гицэ учить по бабам бегать. Хочешь, чтобы ему шею свернули?
– Сам чуть не свернул только что, без меня, – возразил Йоргу. – Хорошо, если завтра верхом еще ехать сможет! И как голову не разбил, лестница-то крутая!
– Он же пьяный! У пьяных свой ангел-хранитель!..
Дверь они закрыли, но оживившийся Штефан потихоньку переполз по лестнице на галерейку и свернулся клубком под окошком, заодно растягивая тугую повязку на лодыжке.
В конторе Йоргу блаженно плюхнулся обратно на свой топчан, выпуская из-под усов колечки табачного дыма. Симеон присел у стола.
– Так что там в Сербии-то? Неуж никто за Карагеоргия не заступился?
Грек сокрушенно покачал головой.
– Ни единая собака. Тишина там и благолепие, будто и не было ничего.
Помолчали. Йоргу полез в изголовье своего топчана, вытащил фляжку.
– Давай, капитан. Помянем Георгия Петровича, храбрый был гайдук...
– Царствие ему небесное, – согласился Симеон, принимая флягу. Отхлебнул и вытаращил глаза: – Коньяк, что ли?
– Угу.
– Ну, ты запаслив, брат!
– Я всегда запаслив, – печально подтвердил Йоргу. – Табака турецкого прихватил, самолучшего – в седельную сумку прибрал... Лучше б за пазуху сунул!
– Ладно, что о табаке жалеть! – Симеон только рукой махнул. – Теперь и сербы не зажируют, и нам помощи ждать нечего. Вот что жалко.
– Жалко, конечно. Только, может, оно и к лучшему.
– Сдурел? – ошарашено вытаращился Симеон
– А проку нам, если бы у сербов сейчас каша заварилась? Разве что под шумок разжиться бы удалось по мелочи. Да только не стоит овчинка вычинки. Вы этого турецкого барахла в конце войны и так натащили.
– Если ты трофеи в виду имеешь, так на войне – святое дело, – Симеон еще раз приложился к коньяку и протянул флягу обратно. Йоргу хмыкнул, качая ее в руке.
– То-то и оно, что гребли все, что под руку подвернулось. Святой Спиридион, какого же барахла вы натащили! Видать, крестьянскую натуру не переделаешь!
Симеон притворно нахмурился.
– Ты мне поговори тут еще, селедка дунайская, за крестьянскую натуру-то! Воровская натура, знаешь ли, тоже – не сахар, а вот терпим тебя как-то, потому как в хозяйстве любая щепка может пригодиться.