Глаза в глаза.

Так много хочется сказать. Но позже. Сейчас мы говорим на языке прикосновений: руки и ноги сплетены, губы неистово ласкают друг друга. Желание накрывает разрушительным цунами.

Наши сердца стучат так гулко… Будто хотят выбраться наружу. Словно им недостаточно того, что происходит.

Он всё же сдерживает себя, я чувствую. Борется с собой, не хочет причинить мне боль и наверняка тоже вспоминает тот день.

Я знаю… то, что происходит между нами — не просто секс. Это нечто большее. Для меня. Для Него. Для нас обоих. Это нечто, оставляющее внутри чувство единения и целостности. Чувство, которое обнажает то, что мы испытываем по отношению к друг другу.

— Мне ***дец как хорошо…

Это его тихое признание будоражит и осыпается мелкими мурашками на моей коже.

Кровь кипит, всё так остро. Ярко. Волнительно.

Я обхватываю его ногами, желая быть ещё ближе. Он в ответ грубо и не сдерживаясь, целует мою шею. Оставляет засос, и я опять не могу молчать…

— Рииид, — выдыхаю рвано, ощущая, как там, внизу живота волна возбуждения отзывается сладкой судорогой.

— Чёрт… малыш, — его тоже трясёт.

Веду ладонями вдоль лопаток, наслаждаясь тем, как под ними перекатываются сильные мышцы.

— Я так тебя ждала… — шепчу едва слышно в тот момент, когда он, сорвавшись, толкается в меня так глубоко и резко, что дыхание перехватывает.

Но как же это приятно… принадлежать ему.

Его пальцы снова соскальзывают вниз. Дразнят. Разжигая искры. А его откровенный взгляд — пробирает до трепета и дрожи.

Всё вокруг исчезает. Растворяется. Есть только Мы, и наслаждение, одно на двоих растекающееся обжигающей лавой по артериям. Наши обнажённые тела словно в огне. Сердца бьются в унисон. Так часто, как будто вот-вот остановятся.

Я отчаянно вдыхаю ртом воздух, когда меня захлёстывает волна наслаждения, пронизывающего каждую клеточку моего существа.

— Малыш… не могу больше… ты такая тесная…

Его скулы напрягаются, и я запоминаю каждую чёрточку красивого, мужественного лица. Каждую эмоцию, отражающуюся на нём.

Настоящую. Неподдельную. Искреннюю.

Тормоза отказывают. Вбивается размашистыми движениями. Я судорожно цепляюсь за его плечи.

Глубже. Сильнее.

Он выдаёт целый поток непечатных слов, в последний момент выходит и, запрокидывая назад голову, хрипло стонет.

Воздух со свистом покидает его лёгкие.

Я замираю, наблюдая за тем, как он ловит своё удовольствие.

Несколько секунд спустя смотрит на мой «пострадавший» живот. Его грудь тяжело вздымается, пульс частит. Поднимает на меня безумный, расфокусированный взгляд. Я смущённо закусываю губу и даже дышать перестаю. Его глаза так лихорадочно блестят. Приятно осознавать, что нас таких сумасшедших двое. Повёрнутых на всю больную голову…

Нежно касается пальцами щеки, оставляет на губах трепетный поцелуй, но потом до сладкой боли, до хруста в тонких косточках сжимает в объятиях. — Ты только моя, Джен, слышишь?

Только Твоя, Ты прав…

Я не знаю почему, но на глазах наворачиваются слёзы. Наверное, от того, что я просто очень счастлива. Счастлива быть с ним сейчас. Не мучиться сомнениями. Не грызть себя извечным чувством вины. Ведь всё, наконец-то, кажется таким правильным…

Только сейчас замечаю, что дождь закончился. В доме так тихо, что стук собственного сердца кажется непомерно громким.

Рид откидывается на подушку и настойчиво притягивает меня к себе, не позволяя выбраться в душ. Я послушно укладываю голову ему на грудь и подтягиваю простынь. Через пару минут всё же предпринимаю попытку выбраться.

— Мне надо в ванную…

— Не надо, — обнимает крепко, зарываясь носом в мои волосы. — Не сейчас.

Мы какое-то время молчим. Просто лежим и слушаем тишину. Он перебирает пальцами пряди моих волос, а я наслаждаюсь тем, как прямо в ухо стучит под рёбрами Его сердце. Моё.

— Как ты узнал… о письме? — всё-таки спрашиваю и ощущаю, как его тело моментально напрягается.

— Бэт случайно нашла его в сейфе.

— Зачем он хранил его там? — риторический вопрос, судя по всему.

— Мать должна была передать его мне.

Ах, Грейс! Как-то я об этом совсем не подумала. С чего-то решила, что она вообще не имеет никакого отношения к ситуации.

— И почему… она этого не сделала? — ком застревает в горле.

— Мне плевать почему! — чеканит холодно. — Мать не имела никакого права оставлять его себе.

Зачем ты это сделала, Грейс? Зачем…

— Она его читала конечно же? — скорее утверждаю, нежели спрашиваю.

Мне от этой мысли становится не по себе. Всё же это письмо предназначалось лишь одному человеку и никому больше!