— Чур, в счет долга, — встрепенулся приятный голос.

— Ась? В зачет долга? — расплылся в улыбке чернокрылый. — Ну, ладно, эп… пусть будет в зачет долга. Прощаю, — дядька щелкнул пальцами, и серебристый росчерк молнии яркой вспышкой разрисовал окружающее пространство, а затем шандарахнул раскат грома.

— У, ты ж, мой лукавый, — любовно потянула краля с коской и ласково чмокнула крылатого в богатырский бицепс.

Богатырь выпятил грудь, гордо взмахнул крылами, и чертей из-под стенки сдуло ветром, а нас с Сеней, наоборот, смачно припечатало к ее холеной черной поверхности.

Изогнувшись дугой, стенка зачем-то некультурно пнула плинтусами меня под зад.

— Пшла отседа, убогая, — гаденько прошипела она. — Трутся тут всякие, а мне потом дезинсекцию проводи.

Плинтуса скрутились в пятерню и стали стряхивать со стенки невидимую пыль.

Не, ну обидно, да? Я что, пес какой блохастый?

— Слышь, ты, оградка кладбищенская, — напыжилась я. — Еще раз убогой обзовешь, я на тебя гастарбайтеров натравлю. Неандертальские какашки финской шпаклевкой покажутся. Для тебя — Антипенко Гея Андреевна. И на вы и шепотом.

Стенка побелела от моей наглости.

— Гы-ы-ы, — злобно захихикал Сеня и показал Адке средний палец.

— Фулюганка, — открыла шухлядку Адка. — Я Владыке пожалуюсь.

— Сдача, — вступился за меня Семен.

— А тебе, хамло костлявое, вообще слова не давали, — плюнула в него штукатуркой стенка.

— Выпей яду и убей себя об стену, — заржал в ответ Сеня и, обняв меня за плечи, потащил подальше от мигающей, как семафор то белым, то черным, стены.

А богатырь, между тем, воодушевленный кралиным поцелуем, пошел в контрнаступление.

— Душа моя, — жарко начал он, заворачивая ее в свои охренительные черные крылья.

Тетка кокетливо заелозила по его груди тонкими пальчиками.

— Скажешь тоже, душа… нет у тебя ее, сатанюка лукавая.

— Сердце мое, — продолжил чернокрылый.

— У тебя его тоже отродясь не было, — приопустив глазки и выгнув соболиные бровки дугой, зарделась тетенька, и уже крайне неприлично стала поощрять дядьку, прижавшись к нему выдающимися спереди талантами. У мужика с крыльями из ушей пошел пар. Накрыв граблями все выдающиеся теткины таланты, до которых мог дотянуться, он прохрипел:

— О, мое адово пламя. Геенна моя огненная.

Тетка красиво тряхнула головой, задрала нос, демонстрируя всем — мол, да, я такая, и страстно прошептала:

— Ты мой демон-искуситель.

У богатыря снесло крышу. Схватив кралю в охапку, он взмыл с ней в темное небо и исчез в неизвестном направлении.

— Тьфу, — в сердцах сплюнул Семен. — Опять двадцать пять. Ну, все, это надолго. Как дети малые, ей-бо… — опять шлепнув себя по губам, заткнулся на полуслове Семен.

— Куда это он ее? — поинтересовалась я не то, чтобы из праздного любопытства, а чисто для проформы. Не, ну, интересно же куда в аду крылатые мужики баб таскают.

— Куда, куда, — фыркнул Сеня. — Знамо, куда. В гнездо разврата.

— Куда? — у меня глаза полезли на лоб.

— Ну, домой, в смысле, — доходчиво объяснил Семен тупой мне.

— А дом у нас где? — нет, я, конечно, дико извиняюсь за любопытство, но опять же, чисто для проформы.

— У нас? — Сеня цвиркнул, сверкнув фиксой. — А ты ничего, малая. Не теряешься. Наш человек. А молодца Оксана Ивановна, адская баба, глаз наметанный. Сразу просекла. А дом у нас за седьмым транспортным.

— За МКАДом, что ли?

— За СКАДом, — поправил меня Семен. — Седьмым кругом ада. Престижный райончик, я тебе скажу.

— Что-то вроде "Рублевки"? — хмыкнула я.

— Э-э-э, "Рублевки"… Село, — опустил меня ниже Адкиного плинтуса Сеня. — Мелко плаваешь, малая. На кой нам ваш презренный металл? У нас в ходу другая валюта, — порывшись в карманах, он, наконец, выудил бумажку с кучей водных знаков, на которой черным по красному было написано "одна душа", а внизу по-английски — оне соул. — Видала. Конвертируемая. Интернациональная.

Достав из кармана зажигалку, Семен зачем-то стал поджигать денежку и тут произошло что-то странное — из нее вылезла морда Мао Цзэдуна, изображенная на купюре, громко выругалась на китайском, а затем, показав Сене кулак, задула огонь и залезла обратно.

— Во, — любовно разгладив бумажку, гордо изрек Семен. — В огне не горит, в воде не тонет. Ну что, малая, поехали?

— Куда? — поглядевшись по сторонам и не обнаружив вокруг никакого транспортного средства, на всякий случай сделала шаг назад.