Он драматично прижимает руку к груди, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы сдержать улыбку.

— Но пол же такой жёсткий и холодный… прямо как твоё сердце!

Думаю, это довольно точное определение моего сердца, но не говорю это вслух. Вместо этого закатываю глаза.

— Огонь в камине тебя согреет.

— Я бы предпочёл, чтобы меня согрела ты…

Открываю рот. Он предугадывает, что я собираюсь сказать, и расплывается в улыбке.

— Даже за всё золото Маравильи, нет, — произносим одновременно.

Вздрагиваю от удивления, но он взрывается таким искренним смехом, развеселившись нашим ответом, сказанным в унисон, что уголки моих губ невольно дёргаются. У меня даже вырывается смешок, но я тут же скрываю его фальшивым кашлем.

— Зачем ты это делаешь? — внезапно спрашивает он. Смотрю на него непонимающе. — Зачем сдерживаешься? Зачем так стараешься выглядеть невозмутимо, когда тебя переполняют эмоции, девочка изо льда?

Сглатываю ком в горле. Потому что намного проще казаться сильной. Потому что так сложнее причинить мне боль. Потому что всем кажется, будто я ничего не чувствую. Потому что так я менее уязвима. Потому что так никто не увидит мои шрамы.

Но я не произношу этого вслух.

Вместо этого меняю тему:

— Что они тебе предложили?

Улыбка пропадает с его губ, словно самый ловкий вор в мире украл её за долю секунды. К моему большому удивлению, принц отводит взгляд. Ему как будто стало не по себе.

— Корону, — выдавливает он.

Ожидаемый ответ. А что же ещё? Он всё это путешествие затеял ради этого. Чтобы стать достойным короны. Или чтобы доказать остальным, что он её заслуживает. Ему её предложил король? Артмаэль ведь всё-таки хотел, чтобы отец им гордился. Вполне логично, если гулы приняли его облик…

— Ты подумывал взять её?

Он садится, и мне становится чуточку лучше — я уже не чувствую себя такой слабой. И глупой.

Я не единственная, кто был готов поддаться искушению…

Вот только Артмаэль устоял, а я нет.

— Я был близок к этому, — признаётся. — Отказался… в последний момент. Награда, которая шла в придачу… была слишком хороша.

— В придачу? Помимо короны? Чего ты же ты желаешь сильнее, чем корону?

— Не сильнее… Почти так же, наверное… — замолкает и смотрит на меня. Не знаю, как расценивать этот взгляд, но прежде, чем успеваю спросить, он встряхивает головой. — Там была девушка. Она надела корону и предложила забрать её у неё, а сама раздевалась… Ну давай, скажи это: я извращенец.

Вот теперь я точно не чувствую себя глупой. Он чуть было не умер из-за сексуальной фантазии.

Мужчины.

— Ты извращенец, — соглашаюсь с ним.

Принц предпринимает попытку защитить уязвлённую гордость:

— А тебя, конечно же, соблазнили мной, привязанным к кровати и без одежды.

— О да. Как видишь, я получила желаемое, — говорю я, указывая на кровать.

— Но я же не привязан и одет…

Улыбаюсь насмешливо.

— Это легко исправить.

Как и вчера, в той яме, он смущается. Или, точнее сказать, отодвигается и откашливается.

— Ну, давай, потому что брюки мне уже немного давят…

С моих губ срывается хихиканье, потому что я не ожидала такого прямого признания. Прикрываю рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Но когда поднимаю на него взгляд, он просто смотрит на меня, спокойно, улыбаясь. Я немного зажимаюсь. Почему он смотрит на меня вот так? Когда он улыбается, то совсем не похож на высокомерного развратного принца. Он кажется… невинным. Хотя это слово подходит ему меньше всего.

— Так что? — спрашивает неожиданно.

— Что?

— Мне предложили корону. Хасану — как я понимаю, поступление в Башню волшебников в Идилле… А что предложили тебе?

Вопрос выбивает меня из колеи. Он возвращает образы, которые всё ещё остаются в моей голове. Цветочные луга в свете звёзд. Замки на воде. Многолетние леса с существами, порождёнными тьмой. Улыбки. Духи. Залеченные раны.

Спокойствие.

Улыбка Артмаэля тоже меркнет. Он отводит взгляд в сторону, и мы сидим в тишине.

— Всё хорошо, — произносит он вдруг. — Ты не обязана ничего говорить.

Я вздрагиваю, но не отрываю взгляда от его плаща. Не хочу, чтобы он знал, как мне больно. Не хочу, чтобы видел, какая я слабая. Не хочу, чтобы знал о моих душевных ранах: они только мои. Это моё бремя и только моё. Мне не нужна его жалость. Ни его, ни чья-либо ещё.

— Послушай, Линн… — начинает нерешительно. — Иногда… мы хотим чего-то всем сердцем… или просто по мимолётной прихоти. Но это не значит, что мы станем счастливее, если просто получим это. Задумывалась когда-нибудь об этом?