Шрифт:
АРТМАЭЛЬ
Мы покидаем Младенческий лес незамедлительно. Не хочу здесь спать — мало ли, вдруг эти дети (или что бы это ни было) вернутся. Поэтому мы будим Хасана и продолжаем путь, не жалея времени и сил, чтобы сделать большой крюк в обход рощи.
И мы не останавливаемся вплоть до полудня, пока не доезжаем до небольшой деревушки на холме. К тому времени страх перед призраками и ночными кошмарами уступил усталости — как физической, так и эмоциональной. Никто из нас за это время не произнёс ни слова. Мы просто находим единственный трактир в деревне и поднимаемся в комнаты на втором этаже.
Даже мы с Линн, оставшись наедине, не разговариваем. Переодеваемся и закрываем шторы. Она падает на кровать, я обнимаю её сзади, но не могу сомкнуть глаз. Она, не поворачиваясь, начинает рассказывать мне о том, что с ней произошло. О девочке из прошлого, воплотившейся в реальности при помощи магии Идилла. Образы в голове Линн были такие живые и красочные, что заставили её вновь пережить самые жуткие моменты прошлого. Смерть матери. Смерть отца. Жизнь на улице в нищете. Встреча с Кенаном. Первая ночь в борделе. О последнем она не упоминает, но правда повисает над нами, как огромный булыжник, который вот-вот нас раздавит.
Ей предлагали забыть всё это, стать счастливой, вернуться в детство.
Но она выбрала жить дальше.
Что можно на это сказать? Мне в голову ничего не приходит. Не знаю, чем я мог бы её утешить. Есть ли вообще подходящие слова? Я крепко её сжимаю и думаю о той девочке без одежды, что стояла рядом с ней. Вспоминаю себя в те годы, имевшего всё, что душе угодно, выросшего без матери, но с отцом, который меня любил. В замке, полном слуг. Я никогда не засыпал, рыдая. Никогда не мёрз и не голодал. Пока я занимался фехтованием, верховой ездой, учил языки, на которых уже никто не говорит, и историю своей страны, она училась выживать. Я разворачиваю её к себе, целую в лоб и говорю, что ей надо поспать.
Линн после такой тяжёлой ночи довольно быстро погружается в глубокий сон.
А я понимаю, что не могу заснуть, хоть глаза и слипаются от усталости. Я лежу рядом с ней, прижавшись щекой к подушке и не убирая руки с её талии. Смотрю, как она спит — такая спокойная, будто все мучения прошлой ночи были лишь страшным сном. Но это правда. Шрамы остались на ней, даже если они не видны глазу, и каждый раз, когда она раскрывает душу передо мной, меня бросает в дрожь. Я задаюсь вопросом, как с такими ранами вообще можно жить, и вижу в этом доказательство того, сколько великих, невероятных вещей ей судьбой предназначено совершить.
Но в этом списке нет пункта «сделать меня счастливым до конца жизни».
И хотя я понимаю, что это эгоистично, я всё равно думаю о нас. О времени, которое у нас осталось. К чему мы движемся? Она сама сказала, что это пустые надежды. Что она не будет заниматься торговлей в Сильфосе. А я не хочу, не могу отказаться от короны. Это единственное, на что я гожусь. Единственное, в чём я был уверен всю свою жизнь.
Закрываю глаза и провожу рукой по спине Линн.
Пока она спит, я отчаянно ищу способ удержать её в своих объятьях.
* * *
Когда Линн просыпается, солнце уже садится за горизонт, и его последние лучики просачиваются сквозь шторы, оставляя полосы света на полу. Её тело в моих руках напрягается, будто от боли, а губы приоткрываются в безмолвном крике, и она резко хватает ртом воздух. Я поднимаю руку, чтобы коснуться её лица.
— Линн…
Она моргает, её взгляд фокусируется на мне. Все её мышцы разом расслабляются, когда приходит узнавание. Она обнимает меня и утыкается лицом в моё плечо. Я ничего больше не говорю, и она тоже молчит.
Ночной кошмар. Один из тех, что живут внутри неё. Хотел бы я забрать их все и спрятать в чулане.
Через несколько минут она потихоньку перестаёт дрожать и затем немного отстраняется, чтобы взглянуть на меня. Глаза у неё сухие, но во взгляде, кажется, разразилась буря.
— Выглядишь ужасно, — она проводит пальцами по моим щекам и обводит круги под глазами. Да, я, наверное, являю собой жуткое зрелище.
— Никак не мог заснуть, — признаюсь ей и меняю положение, чтобы поцеловать её ладонь. — Ты слишком красива, чтобы оторвать взгляд.
Не похоже, что её порадовал комплимент. Честно говоря, я думаю, что она пропустила его мимо ушей, судя по тому, как она хмурится.
— Тебе нужно отдохнуть.
— Всё в порядке, — вздыхаю. — Просто в голове слишком много мыслей.
— Что может быть важнее крепкого сна, когда очевидно, что ты очень устал?
Улыбаюсь. Выходит не особо радостно, но это лучшее, что я могу ей предложить.
— Ты. Мы.
Она напрягается, словно я ляпнул что-то не то. Может, мне стоило промолчать и просто поцеловать её. Когда мы целуемся, обнимаемся, спим вместе, слова излишни. Достаточно только шептать имена друг друга. Это простой язык, который мы оба понимаем.