А на кровати, выбиваясь из общей картины, притулился потрепанный Петрушка. С одного взгляда было понятно, что это и есть самая любимая игрушка маленькой хозяйки. Костюм из пестрых лоскутов затерт, нос отбит, на колпаке не хватало колокольчиков. Наверное, днем ребенок всюду таскал его за собой, а вечером укладывался с ним в постель. Мне Петрушка тоже понравился больше, чем расфуфыренные, надутые куклы и, желая разглядеть получше, я взяла его в руки. Неожиданно, голова куклы качнулась, скатилась с плеч и с мягким стуком упала на ковер.

– Черт!
– выругалась я.
– Совсем забыла, что она у него плохо держится!

Наклонилась, подняла голову с пола и замерла, рассеянно вертя её в руках.

– А это я откуда знаю? Я ведь никогда раньше не бывала в этом доме, никогда не заходила в эту комнату и, конечно же, не держала в руках эту замызганную куклу. Откуда же эта уверенность, причем не только в поступках, но и в ощущениях? Откуда это убежденность, что лестница находится слева, шерсть у слона мягкая, а голова Петрушки плохо держится на кукольных плечах и с ней нужно обращаться осторожно? Откуда все это?

Мерно покачивая кукольную голову в ладони, я принялась спорить сама с собой:

– А может бывала, но забыла? Если более важных вещей не помню, то и это легко могла забыть. Хорошо, я забыла, а хозяева дома? Как быть с Марией Ефимовной и лысым Стасиком? Они тоже все забыли и потому не узнали меня? Так? Или узнали, но притворились, что не помнят?

Такой поворот в собственных рассуждениях мне не понравился, он загонял меня в тупик, выхода из которого я не видела. Как не напрягала я свою фантазию, придумать причину, вынуждающую хозяев дома притворяться и делать вид, что мы не знакомы, не могла. Изрядно помучившись, решила посмотреть на проблему с другой стороны:

– А может в действительности все обстоит значительно проще? Никаких воспоминаний нет, а все это фокусы моего травмированного разума? Вроде, есть такое явление, когда человеку незнакомые вещи представляются знакомыми? Кажется, "ложная память" называется. Может, после травмы у меня и возникла эта самая "ложная память"?

Идея понравилась, она позволяла объяснить все странности моего поведения и я принялась крутить её в голове. Я примеряла её к себе и так и этак, но в конце концов со вздохом отбросила:

– Допустим, в отношении игрушек это объяснение ещё можно принять. Возможно, в моем туманном прошлом я видела похожие предметы, воспоминания о них отложились где-то в глубине сознания, а при виде слона и куклы вдруг взяли да и всплыли. Так сказать, по ассоциации! И свои сегодняшние выводы я сделала, основываясь на опыте прошлых лет! И они оказались правильными! Может такое быть? С некоторой натяжкой отвечаю: Да! А как быть с лестницей? Откуда я знала, в какую сторону идти? С того места, где я стояла, её видно не было, а я, между тем, ни секунды не сомневаясь рванула влево. Какая уж тут ассоциация! Я знала, что лестница в том конце! Знала, хоть ты тресни! А откуда?

Вопросы, вопросы, вопросы.. А ответов нет! От всех этих бесполезных размышлений начала болеть голова. Пока ещё она ныла слабо, но, если не прекратить над ней измываться, приступ мне был гарантирован. Допустить этого было никак нельзя-место и момент были совсем уж неподходящими и я твердо отбросила в сторону все сомнения, решив, что обдумать их можно и на досуге. Аккуратно пристроила Петрушку на кровать и собралась покинуть детскую, как вдруг заметила дверь в другую комнату. Внезапно появилось чувство, что мне нужно туда попасть и я найду ответы на все вопросы. Чувство было таким сильным, что я не колебалась ни минуты.

Если там была детская, то здесь была спальня взрослого человека, причем небольшая и очень скромная. Вид у комнаты был совершенно нежилой. Все прибрано, кровать застелена и ни одна мелочь не указывала на то, что в ней кто-то живет. Только на комоде перед зеркалом сиротливо стоял пузатый флакон с духами. Я подошла, отвинтила пробку и в ноздри ударил горьковатый, до боли знакомый аромат трав. В тот же миг голова закружилась, в висках запульстировала боль, в глазах потемнело. Чтоб не рухнуть, я ухватилась рукой за край комода и, пытаясь перебороть головокружение, закрыла глаза. Подождав, пока комната перестала вращаться вокруг меня, осторожно вернула духи на место и побрела назад. Покидать в таком состоянии дом было бы безумием. Мало того, что первый приступ отнял все силы, он мог и повториться, причем прямо посреди дороги.

Перед глазами стелилась пелена, пол колыхался и норовил уплыть из под ног, ступни казались налитыми чугуном. Хотелось лечь прямо на ковровую дорожку и затихнуть, но я, цепляясь руками за стены и борясь с подкатывающей к горлу дурнотой, упорно продвигалась вдоль коридора к "своей" комнате. Наконец, добралась до распахнутой двери, сделала над собой последнее усилие, шагнула через порог и замерла.

За то время, что я отсутствовала, комната разительно изменилась. Исчезла светлая с обильной позолотой мебель на изящно-гнутых ножках, не стало зеркал и кровати под серым шелковым покрывалом, вместо всего этого великолепия появился практичный кожанный диван немаркого зеленого цвета и три огромных кресла. По стенам громоздились массивные шкафы с книгами, между ними были развешаны гравюры в строгих рамах. В углу примостился музыкальный центр, около окна стоял длинный письменный стол с компьютером. Все очень солидно, дорого и... мрачновато. Из общей картины выбивалась только гитара, небрежно брошенная посреди комнаты на ковре.