Риббентроп не дал возможности Деканозову изложить ноту советского правительства, заявив, что "сейчас речь пойдет совсем о другом. Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, он принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе… Далее Риббентроп пояснил, что он кратко излагает содержание меморандума Гитлера, текст которого он нам тут же вручил… Риббентроп сказал, что создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии, когда та ведет не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Все это, заявил Риббентроп, расценивается германским правительством и лично фюрером как намерение Советского Союза нанести удар в спину немецкому народу. Фюрер не мог терпеть такой угрозы и решил принять меры для ограждения жизни и безопасности германской нации. Решение фюрера окончательное. Час тому назад германские войска перешли границу Советского Союза".

В ответ Деканозов заявил: "Это наглая, ничем не спровоцированная агрессия. Вы еще пожалеете, что совершили разбойничье нападение на Советский Союз. Вы еще за это жестоко поплатитесь…" Бережков вспоминал: "Мы повернулись и направились к выходу. И тут произошло неожиданное. Риббентроп, семеня, поспешил за нами. Он стал скороговоркой, шепотком уверять, будто лично был против этого решения фюрера. Он даже якобы отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Лично он, Риббентроп, считает это безумием. Но он ничего не мог поделать. Гитлер принял это решение, он никого не хотел слушать. "Передайте в Москву, что я был против нападения, – услышали мы последние слова рейхсминистра, когда уже выходили в коридор…"

К этому времени Сталин и другие члены советского руководства уже знали о нападении Германии. Из противоречивых воспоминаний трудно установить, кто первым сообщил Сталину о начале войны, но очевидно, что в ночь с 21 на 22 июня ему не пришлось долго спать, так как, судя по книге посетителей его кабинета, последний из них ушел 21 июня в 23 часа, а в 5 часов 45 минут Сталин уже снова принимал людей: наркомов иностранных дел, внутренних дел, обороны (Молотова, Берию и Тимошенко), а также начальника Генштаба Жукова и начальника Политуправления Красной Армии Мехлиса. (По воспоминаниям Жукова, последний звонил Сталину в 0.30 ночи перед началом войны, а затем около 4 часа разбудил его, сообщив о налетах немецкой авиации.) 22 июня до 16.45 в кабинете Сталина не прекращались заседания.

В своих воспоминаниях Хрущев утверждал, что после того, как "война началась… каких-нибудь заявлений Советского правительства или же лично Сталина пока что не было… Сталин тогда не выступал. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями… Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про…" Буквально так и выразился. "Я, – говорит, – отказываюсь от руководства", – и ушел".

Нечто подобное говорил Н.С.Хрущев и в своем докладе на ХХ съезде: "Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных поражений Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: "Все что создал Ленин, мы потеряли навсегда". После этого, в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще". Заявления Хрущева позволили Д. Волкогонову писать, что Сталин "ощутил растерянность и неуверенность" с первых же минут войны и что "Сталин с трудом постигал смысл слов Жукова", когда тот сообщал ему о начале военных действий.

Молотов решительно не соглашался с подобными описаниями настроения и поведения Сталина. Он говорил Чуеву: "Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу… Что не переживал – нелепо". Управляющий делами Совнаркома Я.Е. Чадаев таким запомнил Сталина, когда тот приехал в Кремль рано утром 22 июня: "Он прибыл на работу после кратковременного сна. Вид у него был усталый, утомленный, грустный. Его рябое лицо осунулось. В нем проглядывалось подавленное настроение. Проходя мимо меня, он легким движением руки ответил на мое приветствие".

Известно, что, прибыв в Кремль, Сталин стал собирать сведения о положении на границе и в приграничных республиках. Судя по воспоминаниям П.К. Пономаренко, Сталин позвонил ему в Минск в 7 часов утра. Заслушав сообщение первого секретаря КП(б) Белоруссии, Сталин сказал: "Сведения, которые мы получаем из штаба округа, теперь уже фронта, крайне недостаточны. Обстановку штаб знает плохо. Что же касается намеченных вами мер, они, в общем, правильны. Вы получите в ближайшее время на этот счет указания ЦК и правительства. Ваша задача заключается в том, чтобы решительно и в кратчайшие сроки перестроить всю работу на военный лад. Необходимо, чтобы парторганизация и весь народ Белоруссии осознали, что над нашей страной нависла смертельная опасность, и необходимо все силы трудящихся, все материальные ресурсы мобилизовать для беспощадной борьбы с врагом. Необходимо, не жалея сил, задерживать противника на каждом рубеже, чтобы дать возможность Советскому государству развернуть свои силы для разгрома врага. Требуйте, чтобы все действовали смело, решительно и инициативно, не ожидая на всё указания свыше. Вы лично переносите свою работу в Военный совет фронта. Оттуда руководите и направляйте работу по линии ЦК и правительства Белоруссии. В середине дня я еще позвоню Вам, подготовьте к этому времени более подробную информацию о положении на фронте". Пономаренко записывал все, что говорил Сталин, а потому смог впоследствии так подробно воспроизвести его слова. Пономаренко поручил своим помощниками передать записанное им содержание указаний Сталина всем секретарям обкомов и райкомов, по возможности – и западных прифронтовых районов.

Получив информацию, Сталин одновременно работал над подготовкой директивы наркома обороны №2 в связи с началом боевых действий, которая была передана в 7 часов 15 минут утра в округа. Однако на первых порах, судя по воспоминаниям Жукова, сведения с границы поступали отрывочные и противоречивые.

Этому способствовали диверсионные действия немцев, которые "разрушали проволочную связь, убивали делегатов связи и нападали на командиров, поднятых по тревоге". Лишь к 8 часам утра Генштаб получил первые более или менее надежные данные, которые очевидно были тут же переданы Сталину. К этому времени, когда в Кремль были собраны все члены руководства страны, бывшие в Москве, и все ведущие военачальники, стало известно о разрушительных бомбардировках, которым подверглись военные аэродромы, железнодорожные узлы и города, о начале сражений с сухопутными войсками противника на всем протяжении западной границы, за исключением территории Ленинградского военного округа.